Карли Соросяк - Меня зовут Космо

В дверь тихо стучат. Это Эммалина. Она не хочет лежать одна, слушая сердитые голоса. Они вдвоём перекладывают меня на кровать Макса, мы устраиваемся на подушках, накрываемся и притворяемся. Мы их не слышим . Ничего не слышим.

А меня мучает совесть. Потому что это же я виноват, правильно? Это я впустил енота в дом.

— Эй, Космо, — говорит Макс, сонно отыскивая мою голову, чтобы погладить. Он улыбается уголком рта. — Тот енот? Я всё понимаю, ты просто хотел найти друга.

Я закрываю глаза и уговариваю себя, что танец поможет нам по-прежнему быть вместе.

Сначала дымка уходит, если я очень, очень медленно моргаю. Но вскоре начинает казаться, словно на моих глазах стекло, словно я вижу мир сквозь миску для воды.

— Он пропускает некоторые команды, — говорит дядя Реджи, почёсывая загривок.

Мы в танцевальном клубе, на улице дождь, и весь день меня одолевает одно и то же чувство: бордер-колли преследует меня, она стоит именно там, где я не вижу. А руки Макса! Они двигаются так быстро. Он так ими машет, что они расплываются. Он просит меня поднять правую лапу или левую?

— Не понимаю, — говорит Макс. — Он же их знает .

Оливер сжимает губы.

— Ну… не знаю, чувак. Элвис иногда тоже бывает забывчивым.

Но сейчас Элвис просто великолепен. Он так чётко кланяется, так плавно отрабатывает программу. Даже Нудлс сегодня меня превзошла. Нудлс! Она всё-таки научилась поднимать передние лапы в такт — это первый трюк, который она вообще освоила.

Через несколько дней, когда чёрные круги упорно отказываются исчезать, Мама отвозит меня к ветеринару, и тот говорит, что удивительно, как я вообще до сих пор вижу.

— Это старый пёс, у него старые глаза, — говорит ветеринар. — Но он счастлив. По нему видно, что он счастлив.

Возвращаясь домой в машине, я понимаю: вот почему я принял енота за кота! Моё зрение слабеет.

И я сам слабею.

Теперь я особенно внимательно слежу за тем, всё ли делаю правильно. Трижды проверяю — носом, лапами, ушами. Это действительно Мистер Хрюк или чья-то чужая свинья? Это то место, где я пописал на прошлой неделе? В танцевальном клубе я очень тщательно слежу за командами Макса, всё больше и больше полагаясь на память.

И я всерьёз задумываюсь, только ли зрение меня подводит. Да, у меня артрит и больная лапа — это я знаю. Но вот уши — совсем другое дело. Они когда-то реагировали буквально на всё. Я слышал, как шкворчит курица на сковородке в двух домах от нас. Сразу понимал, когда сосед начинал набирать ванну. А перед тем как пописать, я высоко задирал левую лапу, весь день накапливая ресурсы, чтобы пометить фонарные столбы, кусты, деревья. Сейчас же мне приходится вытягивать шею, чтобы что-нибудь услышать. А лапа едва поднимается от земли.

Какой стыд.

Хуже того, бордер-колли ни от какой боли не страдает. Она молода. Сразу понимает команды. Элвис и Нудлс помогают как могут, подбадривают меня, когда мне удаётся движение, но, наверное, даже они видят, что бордер-колли выигрывает. Что она всё ближе и ближе подбирается к цели, которую когда-то поставила себе в парке много лет назад: разлучить Макса и меня.

— Ты в порядке, дружок? — спрашивает дядя Реджи с утра в день рождения Эммалины.

На улице жара не по сезону, небо синее и безоблачное, а я совершенно неподвижно лежу на подъездной дорожке.

Дядя Реджи помогает мне подняться — лапа болит, так что я едва могу стоять, — а в доме Мама готовит на завтрак блинчики с клубникой. Хотя сегодня не мой день рождения, я всё равно съедаю несколько блинчиков, потом мы с Максом и Эммалиной смотрим мультики, а потом — идём в Сойер-парк.

— Не забыл воздушные шарики? — спрашивает Мама у Папы по пути.

— Я думал, воздушные шарики берёшь ты, — отвечает он.

— Успокойтесь, — стонет Макс. — Они у меня. Вот, видите?

Он достаёт из рюкзака пакет с разноцветными шариками.

— А пластиковые вилки? — спрашивает Мама.

— Есть, — говорит дядя Реджи.

Папа стучит по рулю.

— Всё будет нормально. Это просто день рождения.

— Ну, это день рождения твоей дочери , — огрызается Мама. — Он поважнее обычного.

Дядя Реджи хлопает Маму по плечу.

— Давай просто повеселимся.

Все вздыхают, кроме Эммалины, которая радостно напоминает нам, что ей шесть. Шесть! Как всё так быстро случилось? Я помню, несколько лет назад, когда она была маленькой, я катал её в тележке, словно лошадь. На кухонной стене карандашом отмечают наш рост. Самая низкая отметка — моя: КОСМО, 13 ЛЕТ. Даже Эммалина меня уже переросла.

Моя семья выходит из машины, и пока остальные надувают воздушные шарики возле беседки, я патрулирую границу. Бордер-колли нет. Я бы сразу унюхал демона, если бы он был здесь. Но там высокая трава — в которой лежат потерянные тарелки-фрисби и палочки от съеденных леденцов. За местом для барбекю я обнаруживаю пруд, где плавают гуси. От берегов доносится запах. Гусиный помёт! И так много! Я принюхиваюсь. Потом вдыхаю ещё сильнее, громко фыркаю и проверяю землю лапой. Мягкая, сильно пахнет — лучше грязи просто не найти.

Моя шерсть встаёт дыбом.

Вдруг срабатывает какой-то инстинкт, и я начинаю копать, по-настоящему копать, поднимая вокруг целые облака пыли. В воздухе стоит густой запах птиц.

Несколько гусей бегут ко мне и пытаются помешать. Они гогочут и хлопают отвратительными крыльями. Я игнорирую их; грязью уже перепачканы морда, усы, ресницы, на шерсти пятна, язык чёрный. В конце концов я останавливаюсь, смотрю на яму и на кучу земли под ногами. Что я наделал? Всё случилось так быстро.

Я оглядываюсь.

Никто из моей семьи не заметил ни грязи, ни разрушений, но рано или поздно заметят. Мне запрещают копать глубокие ямы. Так что я принимаю быстрое решение и съедаю улики, хотя давным-давно зарёкся есть грязь. Во рту очень сухо. Я лакаю воду из пруда, потом ещё ем и отхожу от воды, взволнованный, но довольный работой.

В беседке вечеринка идёт по плану. Кто-то выставил большой ванильный торт и праздничные конусообразные шапочки. Приходят гости. Шапочки, похоже, никому не нравятся, но мы всё равно их надеваем и закрепляем резинками под подбородком. Все аплодируют. Вокруг Эммалины настоящий нимб из воздушных шариков. Она стоит на скамейке возле столика для пикников, покачиваясь из стороны в сторону, одетая в летнее платье. Макс зажигает шесть свечей на торте. Мама и Папа улыбаются, но одними зубами.

Все поют.

— Загадай желание, — говорит дядя Реджи.

И Эммалина загадывает желание. Она зажмуривает глаза и задувает свечи, потом вытаскивает их, а я облизываю налипшую на их кончики глазурь. Я очень люблю ваниль, и она тоже. После торта она с друзьями бежит к пруду и бросает гусям чипсы. Потом они с гиканьем катаются на горке, размахивая руками. Примерно тогда — небо как раз потихоньку темнеет — меня начинает мутить.