Джеральд Даррелл - Птица-пересмешник [Новый перевод]

Глядя на процессы, протекающие в цивилизованном мире, можно только радоваться, что на Зенкали нет сколько-нибудь ценных минералов и уж тем более нефти. Как следствие, здесь нет и промышленности, если не брать в расчет предприятия легкой индустрии, которые немногочисленны и малы. Зенкали живет монокультурой. В прошлом неоднократно имели место попытки выращивать на острове сахарный тростник, бананы, ананасы и т. п., но все они провалились. Затем были выявлены необыкновенные достоинства дерева амела, и очень быстро оно стало (и поныне является) единственной культурой, на которой держится экономика острова.

Зенкали имеет счастье располагаться за пределами зоны циклонов и ураганов, и потому здесь очень стабильный климат. В этих условиях амела может прекрасно произрастать и цвести. Как уже сообщалось, это единственное дерево, выдержавшее губительное нашествие европейцев. Нигде в мире оно больше не встречается. Амела самым упорным образом отказывается произрастать в любой другой части света ввиду отсутствия там опыляющих его одноименных бабочек. Таким образом, зенкалийцы обладают монополией на это уникальное дерево, превосходящее по своим достоинствам пальму.

Оно достигает шести— восеми метров в высоту, диаметр ствола составляет около пятидесяти сантиметров. Ствол прямой и гладкий, а древесина плотная, твердая и имеет приятную для глаз медово-желтую окраску. Подобно красному кедру, она устойчива к атакам любых насекомых и даже термитов. Таким образом, древесина эта очень ценится и как строевая, и для изготовления мебели. Вдобавок дерево отличается необыкновенно быстрым для столь плотной древесины ростом и достигает максимальной высоты в пять лет, хотя древесина семилетних деревьев считается более качественной. Но и этим достоинства амелы не исчерпываются. Ее цветы — длинные, алые, имеющие форму трубы и растущие гроздьями, — обладают густым, приятным и уникальным ароматом (нечто среднее между розой и гвоздикой), благодаря чему пользуются большим спросом в парфюмерной промышленности как компонент для изготовления духов. Темно-фиолетовые плоды, с виду напоминающие землянику, растут тоже гроздьями; из их сока после очистки получается великолепное масло, которое находит применение в самых разнообразных производствах — от точных приборов до косметики. Но и это еще не все: недавно было сделано открытие, что сердцевидный мясистый лист дерева амела, подвергнутый сушке и химической обработке, дает чудодейственный препарат аминеафрон, используемый для приготовления многих лекарственных средств.

Таким образом, это уникальное дерево дает четыре отдельных и очень важных продукта, каждый из которых приносит очень высокий доход Зенкали, и таким образом дает ему финансово безопасное будущее, чего обычно не хватает на небольших тропических островах такого рода.

Внезапно на палубе, облитой лучами скудеющего света, послышалось чье-то громкое дыхание, и в ноздри Питеру ударил резкий запах чеснока, возвестивший о появлении капитана, который тут же плюхнулся в шезлонг и угостил себя порядочным стаканом виски.

— Сегодня нас ожидает торжественный ужин, мистер Фокстрот, — объявил капитан с чувством глубокого удовлетворения. — Празднество в честь последней ночи пути перед прибытием на Зенкали! Специально по такому случаю — ужин по-гречески! Эх, будем пить и танцевать, а?

— Как танцевать? — с легкой тревогой в голосе спросил Питер, и воображение тут же нарисовало ему мрачную картину: капитан, заключив его в свои медвежьи объятья, вальсирует с ним на шаткой палубе.

— Именно так, танцевать! — твердо сказал капитан Паппас. — Будем танцевать греческие танцы! Я научу тебя танцевать греческие танцы, понятно? Это самые лучшие танцы на свете!

— Спасибо! — сказал Питер, смирившись с тем, с тем, что вечер будет алкогольно-хореографическим.

Впрочем, поводов для разочарования у него не было. Ужин, как и было объявлено, оказался отменным, пришлось это признать. Правда, порции были рассчитаны на крупного мамонта, да к тому же сопровождались немыслимым количеством вина — белого или красного, в зависимости от того, какой деликатес подавался на стол. По завершении пиршества вышли трое матросов-зенкалийцев и под аккомпанемент бузуки — на ней с необыкновенным чувством и рвением играл сам капитан — начали танец, который в глазах неискушенного мог сойти за греческий. Удивительно, как это жирные, словно сосиски, пальцы капитана ухитрялись извлекать из инструмента столь сладостные мелодии. Вскоре, одурманенный хорошим вином и дружеским общением, Питер обнаружил, что, оказался в хороводе из трех человек (положив руки на плечи ухмыляющихся зенкалийцев — обхватив руками их бронзовые, потные шеи) и переступает не совсем величаво по палубе. Звуки бузуки дрожали и стонали, глубокий капитанский бас разносился над залитым лунным светом морем. Наконец, давши клятву вечной дружбы всем зенкалийцам и капитану, Питер пошатываясь, отправился в каюту, что-то напевая себе под нос. Раздевшись и растянувшись на койке, он неожиданно подумал о дереве омбу и его охватило чувство жалости: вот он так наслаждается жизнью, а бедному дереву, единственному уцелевшему представителю своего рода, не с кем даже поболтать.

«И не с кем спеть, — с горечью подумал Питер. — И не с кем станцевать. Какая жестокость!»

С досады он швырнул одежду на пол и снова улегся.

— Держись, омбу, держись старина! — пробормотал он, засыпая. — Питер Флокс, эсквайр, идет тебе на выручку.

В тот момент он и представить себе не мог, что это было на самом деле так, что он действительно шел ему на выручку.

Он проснулся, к своему удивлению, в пять часов и без видимого похмелья. Поскольку Зенкали вот-вот должен был показаться на горизонте, он быстро оделся, умылся и поспешил на нос корабля, дабы не пропустить волнующее мгновение. Воздух был неподвижен и прохладен. На темно-синей и гладкой, словно опал, поверхности моря сидели небольшие стайки морских птиц. Небо было бледно-голубым с оранжевыми пятнами там, где вставало солнце. По правому борту в нескольких милях от корабля лежал остров Зенкали. На каждом краю серповидного острова виднелось по вулкану. В утреннем свете весь остров выглядел темно-зеленым, с пурпурно-черными тенями, отбрасываемыми вулканами и горами. Остров был окаймлен белой кромкой прибоя — волны разбивались о, скрытый под поверхностью воды, коралловый риф, а каждый вулкан красовался в щегольском утреннем головном уборе из облаков. Словно зачарованный, следил Питер за восходом солнца, под лучами которого краски острова делались все более четкими и блестящими, а поверхность моря рассыпалась миллионами серебристых, как у рыбы, чешуек.