Джеральд Даррелл - Птица-пересмешник [Новый перевод]

Удивленный до предела, Питер последовал за человеком с тростью. Сойдя на причал, он увидел, что их дожидаются двое рикш — два дюжих зенкалийца. Питер сел в одну коляску, похожую на бамбуковое кресло на колесах, посланник — в другую, и вот они уже катят с ветерком по улицам города.

Достигнув окраины, рикши свернули на широкую, гравийную дорожку и остановились у длинного двухэтажного дома, приютившегося в роще гигантских баньяновых деревьев [12] Баньяновые деревья , стволы которых напоминали массивные свечи, оплавившиеся и слившиеся вместе. Посланник повел Питера вверх по парадной лестнице, затем по широкой веранде, где воздух был напоен ароматами всевозможных цветов, растущих в глиняных горшках каждый размером с ванну, в корзинах, развешанных по всей веранде. У двухстворчатой парадной двери посланник остановился и, вынув из кармана серебряный свисток, сыграл на нем короткий, но сложный сигнал приветствия. Каждая створка двери была выполнена в виде украшенной искусной резьбой яванской ширмы. Пока они ожидали, Питер залюбовался крупными голубыми бабочками, похожими на лоскутки неба, — они то взмывали вверх, то устремлялись вниз, облетая цветы и изредка садясь на них отдохнуть и напиться нектара.

Наконец дверь отворилась, и в проеме показался слуга-зенкалиец в накрахмаленной белой униформе с алым кушаком. Взглянув на Питера, он улыбнулся и слегка поклонился:

— С добрым утром, сахиб, мистер Флокс, ты иди, иди, пожалуйста, сюда… Маса иди жди тебя.

Он повернулся и повел Питера по длинному коридору, стены которого были украшены длинными китайскими картинами на шелке. Картины слегка колыхались на ветру, под ними стояли большие китайские вазы с великолепными орхидеями, тончайшие оттенки которых гармонировали с картинами.

Слуга остановился у двери, почтительно постучал и, склонив голову набок, прислушался.

— Ступай прочь, — прорычал изнутри грозный голос. — Ступай прочь, безграмотная бестия… убирайся, нечестивый язычник, подальше от сего обиталища боли и страданий, и что б я больше не видел твою жалкую черную троглодитскую рожу!..

— Это масса Ганнибал, — сказал слуга с видимой гордостью. Очевидно, его не пугали ни грозный голос, ни дикие распоряжения, он приоткрыл дверь и просунул голову внутрь.

— Ступай прочь… СТУПАЙ ПРОЧЬ!!! — прорычал все тот же голос. — Убирайся, сопливый недоносок! Не смей вилять хвостом передо мною, твоя вина неизгладима! Твое счастье, что я добр и благороден, иначе я давно бы упек тебя на двадцать лет на каторгу за покушение на убийство!

— Неужели это Ганнибал Олифант так изощряется? — изумился Питер.

Слуга терпеливо дождался, пока голос хоть ненадолго смолкнет, и произнес:

— Пожалуйста, сахиб, мистер Флокс, он уже пришел.

Последовала краткая пауза, после чего голос снова заревел:

— Ну не стой же там, ты, смертоносный неграмотный, давай нового массу сейчас же, слышишь?

Слуга распахнул дверь и ввел Питера в просторную великолепную комнату метров восемнадцати в длину и девяти в ширину, с невероятно высокими потолками, под которыми лениво гоняли воздух вентиляторы с лопастями, похожими на мельничные крылья. Полированный паркет был устлан множеством пестрых персидских ковров, очевидно достойных того, чтобы выкупать ими королей из плена. Мебель была по преимуществу кашмирская, из темных пород дерева, покрытая затейливой резьбой; на всех диванах и стульях лежали подушки — разноцветный тайский шелк. Стены были увешаны диковинными масками, великолепными картинами импрессионистов, китайскими шелковыми свитками, тибетскими колесами для молитвы, старинными мушкетонами, копьями и щитами. Вдоль стен стояли застекленные шкафы с резными фигурками из слоновой кости, изящной керамикой и книгами в разноцветных переплетах. Книги также стопками громоздились на полу.

В одном конце комнаты стоял большой письменный стол, заваленный кипами бумаг, журналов и научных публикаций. В одной из стен было пять высоких французских окон, выходивших на веранду, за которой раскинулись зеленые ковры лужаек и красочные гобелены цветущих кустарников, спускавшиеся к овальному, выложенному терракотовыми плитками бассейну. В центре бассейна красовался, отливая на солнце серебром, пятиметровый фонтан, по форме напоминавший королевскую лилию.

У одного из отворенных окон стояло резное кресло-качалка из бледно-янтарного цвета дерева, с подлокотниками в виде павлинов, распустившиеся хвосты которых образовывали большую веерообразную спинку. В этом умопомрачительном кресле, утопая в груде пестрых шелковых подушек, возлежал сам Ганнибал Губерт Гильдебрандт Олифант [13] Даррелл развлекается, раздавая персонажам звучные исторические и мифологические имена. Гильдебрандт (иначе Хильдебрандт) — герой немецкого народного эпоса; Олифант — сигнальный рог Роланда, героя французского героического эпоса. , занимавший высокий пост политического советника короля и правительства Зенкали. Одет он был в белую хлопчатобумажную рубашку с широкими рукавами, подпоясанную блестящей батиковой тканью; на ногах — расшитые красным и золотым яванские туфли с загнутыми кверху носами. Он был невысок и очень широкоплеч, с массивной головой, увенчанной гривой седых волос. Орлиный нос, большой подвижный, чувственный рот с презрительно опущенными уголками. Из-под кустистых бровей с насмешливым высокомерием смотрят сверкающие черные цыганские глаза. При встрече с ним вам начинало казаться, будто посреди холодной ночи вас обдало жарким пламенем костра. Рядом с хозяином стоял стол, на котором возвышались бутылки и серебряное ведерко со льдом. Вокруг его кресла лежали — бульдог, далматиннец, ирландский волкодав, два пекинеса, четыре королевских спаниеля и гигантский тибетский мастифф, такого размера, что Питеру показалось, будто это ручной медведь.

Среди собак на большой подушке абрикосового цвета сидела, обняв колени, одна из прекраснейших девушек, каких когда-либо видел Питер. Обладая приятной наружностью и не будучи обделен природным обаянием, Питер в свои двадцать восемь лет не испытывал недостатка в женском внимании, но от взгляда на эту милую стройную красавицу у него перехватило дыхание. Ее нежная, как у персика, кожа была обожжена солнцем до цвета полированной бронзы; темные волосы, заколотые золотой булавкой, ниспадали до пояса, слегка волнуясь, как водовороты в залитой лунным светом реке. У нее был маленький, слегка приплюснутый носик с мелкими крапинками веснушек и смешливый рот. Но больше всего запоминались ее большие миндалевидные глаза: подчеркнутые снизу высокими скулами и окаймленные сверху темными, будто выписанными бровями, глаза были густого дымчато-голубого, почти фиолетового цвета, а крохотные черные зрачки, казалось, еще увеличивали их в размере. «Теперь самое важное, — подумал Питер, — это выяснить, не замужем ли она за каким-нибудь потным мужиком-дебилом, который не стоит ее левого мизинца, и не скрывается ли за ее неземной красотою голос базарной торговки или, не ровен час, дурной запах изо рта». Внезапно насмешливый голос Ганнибала Олифанта вывел его из состояния транса.