Александр Пробатов - Братец Иванушка

Мы уже собирались возвращаться обратно, когда начался отлив. Уровень воды в губе быстро понижался, и скоро наша лодка коснулась дна. А дальше стало ещё хуже: вода сошла настолько, что обнажилось дно, и мы прилипли к жидкому илу. Весло уходило в грязь, как в масло, не доставая твёрдого грунта. Мы бодрились шутили, а на душе у каждого кошки скребли. Оставалось ждать прилива.

Но когда он начался, мы поняли, что дела наши неважные! Вода прибывала, а лодка не поднималась: её прочно держал ил. Шутки, прекратились, как по команде; страх — он тоже умеет командовать. Заплескалась о борт мелкая волна, и только тогда мы вышли из оцепенения — стали раскачивать лодку. Со стороны можно было подумать, что взрослые люди просто балуются, но какое там баловство, если вода поднималась всё выше и выше, грозя хлынуть в лодку. Изо всех сил старались мы столкнуть лодку с места, налегали на вёсла, использовали их как шесты, переходили на корму, чтобы поднять нос — но… все наши старания были напрасны.

Тогда вытащили из ящика ракетницу. С пронзительным шипением взлетела в небо первая ракета, оставляя за собой узенькую ленточку дыма. Вода тем временем стала заливать лодку.

Ракет у нас оказалось всего три, и решено было пускать их через каждые полчаса. Мы стояли по колено в воде, когда второй огненный шарик, описав дугу, погас над заливом. А ещё через тридцать минут — третий. Последний.

И тут мы заметили вдалеке большую плоскодонную лодку, значит, с берега увидали наши сигналы — друзья спешили на помощь!

Когда плоскодонка подплыла к нам, мы, закоченевшие, стояли по пояс в ледяной воде. Через борта нашей лодки давно перекатывались волны. Нас пересадили на плоскодонку и доставили на берег.

А лодка наша так и пропала, её засосало и занесло илом.

Предстояло мне пересечь полуостров Ямал с запада на восток. Путь дальний… Моим проводником был местный житель, ненец. Раньше ненцы были кочевым народом. А сегодня кочуют те из них, кто занимается охотой и оленеводством. Стада оленей всё время надо перегонять с места на место в поисках пастбищ. Живут оленеводы в чумах, остроконечных шатрах из оленьих шкур. Такое жильё легко разбирается и быстро ставится на новом месте. Запомните, ребята, что такое чум. Это вам пригодится в конце моего рассказа.

Итак, собрались мы в дорогу. Подготовили две нарты — длинные узкие сани с широкими лёгкими полозьями. В переднюю нарту запрягли трёх оленей, задняя с двумя оленями предназначалась для меня. Выехали утром.

Беспредельны просторы тундры. Нет в ней дорог, троп, путевых указателей. Единственный способ передвижения — олени, запряжённые в нарты. Колёс тундра не знает. Летом стараются ехать по болотам, по влажным низинам — полозья легче скользят по мокрой траве. Летом олени в упряжке быстро утомляются. Зато зимой по снегу нарты летят стрелой.

С ненцами на оленьих упряжках проехал я по тундре сотни километров, и меня всегда удивляло, как они угадывают направление пути. Им приходится запоминать холмики, повороты рек, величину и форму озёр… Если не жить в тундре с малолетства, то запомнить всё это невозможно. В зимнее время, когда солнце не показывается над горизонтом и круглые сутки темно, ненец находит дорогу по звёздам.

Не слыхано, чтобы в тундре когда-нибудь замёрз ненец. А морозы тут доходят до пятидесяти градусов. Ненцы носят одежду из оленьего меха. Сверху надевают малицу, которая шьётся мехом внутрь из шкур молодых оленей. Никаких пуговиц нет. Человек влезает в малицу, как в футляр. Для головы к малице пришит капюшон, а к рукавам пришивают рукавицы. На ноги ненцы надевают длинные меховые чулки, а сверху натягивают унты. Вот так были одеты и мы с проводником.

Бескрайнее небо лежало у нас над головами, а вокруг раскинулась холодная снежная равнина. Сначала олени бежали резво. Через каждый час езды мы делали остановку минут на десять, чтобы животные могли отдохнуть. Ненец закуривал трубку, а я прохаживался около нарт.

Время подходило к вечеру, началась позёмка, скоро перешедшая в метель. Ветер дул в лицо. Олени перешли на шаг, потом остановились.

— Куропатка-чум! — крикнул мне ненец.

Мы привязали оленей мордами к нартам — в таком положении они не могли убежать. Проводник достал из мешка мороженую рыбу, острым ножом нарезал её тонкими стружками, и мы сытно поужинали. Вокруг бушевал буран, в двух-трёх шагах ничего не было видно. Каждый, из нас лёг около своей нарты, воткнув в снег хорей, деревянный шест, которым погоняют оленей. Снег за несколько минут запорошил меня, и я перестал слышать завывание ветра. Одежда на мне была надежная, от моего дыхания вокруг головы образовалось небольшое пространство, я чувствовал себя отлично и не заметил, как уснул.

Очнулся, когда услышал своё имя. Это мой провожатый освобождал меня, разгребая снег ногами:

— Буран нет. Надо ехать.

Я поднялся на ноги. Было тихо. Над тундрой сверкали тысячи серебряных звёзд. Я посмотрел на часы, получалось, что мы, убаюканные пургой, пролежали под снегом десять часов.

Поели, запрягли оленей, и двинулись в путь. Перед нами расстилалось бескрайнее снежное поле. Вдруг под копытами оленей взметнулся белым пламенем снег — рванулась в сторону стая белых птиц.

— Куропатки! — закричал ненец. — Умный птица. Спит в снегу. От бурана прячется в снегу. Мы, однако, тоже хитрый, как куропатки!

Он засмеялся, радуясь звездному небу, белому простору и, наверное, догадливости своих далёких предков, которые научились у птиц пережидать непогоду нехитрым способом, смысл которого раскрывается всего в двух словах — куропатка-чум, дом куропатки.

У инспектора рыбоохраны Василия Павловича объявился в доме медвежонок. Охотники подарили. Шерсть у камчатских и курильских медведей чёрная, потому и назвал инспектор своего подопечного Чернышом. Сначала его кормили сгущённым молоком, разведённым в тёплой воде. Оно очень нравилось медвежонку, и он старательно вылизывал свою чашку. Потом Черныш стал есть рыбные консервы и не отказывался от супа, приготовленного из сухих овощей.

Первое время Василий Павлович не мог нарадоваться на медвежонка: уж больно забавный и приятный зверёныш — мордочка острая, глаза живые, весёлые, сам чёрный, а на груди белое пятно; с людьми играет, как котёнок, кувыркается, встаёт на задние лапы. Особенно любил Черныш возиться с пуховым одеялом: накрывался им, делал из него убежище, таскал по полу, подкрадывался и набрасывался, будто одеяло было живым. Василий Павлович повздыхал, повздыхал и отдал одеяло медвежонку в полное его распоряжение. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало!