Александр Пробатов - Братец Иванушка

Слыхали вы такую пословицу — у страха глаза велики? Так говорят про тех, кто видит опасность там, где её нет. Вот и со мной был случай.

Работал я на Азовском море. Жил у приёмщика рыбы, дом которого стоял шагах в пятидесяти от берега. Днём и ночью прислушивался дом к рокоту прибоя. А немного дальше раскинулся рыбацкий посёлок.

Однажды утром я вышел из комнаты и вижу, что хозяйская четырёхлетняя дочка бьёт кого-то прутиком в углу коридора. Бьёт и приговаривает что-то. Мало ли в какие игры играют маленькие дети! Я собирался пройти мимо, но услышал странное шипение. Присмотрелся внимательнее и похолодел: в углу извивалась змея. Я схватил девочку, выбежал с ней на улицу, выдернул из плетня палку и вернулся в коридор. Змеи не было. Уползла…

— Бывает, — спокойно сказал приёмщик рыбы, когда услышал от меня рассказ о случившемся.

Днём я поведал рыбакам о своём приключении, и те стали вспоминать похожие истории. Историй было много, одна страшнее другой, и я подумал, не привирают ли рассказчики. Во время беседы молодой рыбак нечаянно зацепил лежавшую на земле циновку, и из-под неё — о ужас! — выскользнула змея и устремилась в камыши. Никто из рыбаков даже не шевельнулся. Зато я снова очень напугался.

Вечером хозяйка послала меня к колодцу за водой. Надвигалась гроза, и на улице быстро темнело. Я набрал воды и пошёл к дому. Вдруг мне показалось, что я слышу за спиной какой-то шорох. Оглянулся назад и вздрогнул — по дороге ползла длинная крупная змея. Вспомнив хладнокровие местных жителей, я только ускорил шаг. Обернулся — змея не отстаёт. Я побежал. На бегу ещё раз оглянулся — змея, поднимая пыль, стрелой летела за мной. И тогда я закричал, призывая на помощь. Набежали люди и вдруг стали хохотать. Хохотали до упаду. И далёкий гром подхохатывал им своим хриплым басом.

Ещё бы не хохотать! Моя змея оказалась обыкновенной верёвкой, привязанной к ведру.

Все мы, и дети и взрослые, любим ходить в зоопарк. Ещё бы! Кого там только ни увидишь — слонов, удавов, бегемотов, разных диковинных рыб и птиц.

Вот о птицах я и хочу рассказать вам, ребята. Только не о пёстрых заморских птицах, а о тех, которых вы видите почти каждый день, — о воробьях, синицах. И ещё об аистах.

— Чего же тут интересного? — спросите вы.

А вот послушайте…

Живут в нашей области большие белые птицы с чёрными крыльями, длинными красными ногами и длинными красными клювами. Это аисты. Красивые птицы. В народе считают, что они приносят счастье тому дому, рядом с которым построят своё гнездо. Я недаром употребил слово «построят», потому что аисты свои грубые большие гнёзда не вьют, а сооружают из сучьев и палок.

Кто не хочет быть счастливым? Все хотят. Поэтому так часто на крышах домов или на деревьях рядом с жильём люди устанавливают специальные шесты или столбы с колесом телеги наверху, чтобы аисту легче было строить гнездо.

Семья аистов, за которой я наблюдал, состояла из аиста, аистихи и четырёх птенцов. Папа-аист не только заботился о пище — приносил птенцам лягушек, мышей, а иногда и змей, — но работал ещё и дворником. Если во дворе дома кто-нибудь разбрасывал бумажки, он тщательно собирал их клювом и уносил в гнездо на подстилку. Правда, заодно он мог прихватить и хозяйскую тряпку или мочалку, но никто не обижался на птицу. Нечего разбрасывать по двору необходимые вещи, привыкайте к порядку!

Аист — молчаливая птица. Но когда у него хорошее настроение, откинет голову назад и начнёт громко стучать клювом,

будто кто палкой по забору ведёт,

будто сторож свою трещотку вертит,

будто участник художественной самодеятельности на ложках играет.

А вы видали, как аист учит птенцов летать? Замечательное зрелище! По определённому звуковому сигналу молодые аистята один за другим бегут против ветра и машут крыльями. Старый аист стоит в стороне, как командир. Если каком-нибудь аистёнок не желает бежать или выходит из строя, то папа аист ударами клюва даёт встрёпку неслуху. Конечно, драться нехорошо, лучше бы поставить озорника и угол, но, судите сами, откуда в чистом поле возьмётся этот самый угол?

В сравнении с аистами синицы совсем крохотные пичужки. Весной и летом они живут в лесах, а когда с деревьев опадает листва, перебираются поближе к жилищам человека, где им легче найти корм.

Зимой я жил в городе на одной из оживлённых улиц. Моя квартира находилась на четвёртом этаже. Как-то я заметил, что вывешенный за окно бумажный пакет с колбасой и сыром порван во многих местах. Я достал пакет, тщательно осмотрел ею и увидел, что из ломтиков колбасы вытащен весь жир. А на другой день обнаружил и воришек. Они были великолепны: шапочка и хвост чёрные, спина оливковая, грудь и брюшко ярко-жёлтые с чёрной полосой от шеи до хвоста, щёки белоснежные.

Стал я им давать корм — покупал сливочный маргарин и вывешивал его за форточку в авоське. Чтобы не мешать друг другу, синицы клевали маргарин по очереди, поторапливая медлительных хлопаньем крылышек и сердитым попискиванием.

Синицы очень любопытны. Я брал спичечную коробку и ставил её на подоконник; птички разламывали её, чтобы посмотреть, что там внутри.

Так всю зиму прилетали синицы к моему окну, а весной, когда потеплело, они спели мне весёлую песню, словно благодарили за внимание к ним, и улетели в леса и сады.

Приближалось лето… Я жил у моря на даче, окружённой со всех сторон акациями. Море волновалось днём и ночью. Сначала мне трудно было привыкнуть к его спокойному ровному гулу. Но прошло время, и рокот волн стал восприниматься мною как глубокая тишина. Часто я даже напрягал слух — не мог понять, шумит море или нет.

Однажды утром я услышал под окном громкий, отчаянный писк. Выглянул на улицу и увидал на песчаной дорожке беспомощного воробьиного птенца, выпавшего из гнезда. Я принёс его в дом, положил в корзиночку с ватой. На ручку корзинки набросил платок и поставил получившийся шалашик на подоконник. Птенец затих. Наверное, ему понравилось новое жильё. Однако через некоторое время он стал громко пищать, широко открывая рот и вертя во все стороны головой. Птенец требовал обеда. Я бросился ловить мух. Это получалось у меня не очень ловко. Птенец проглатывал корм, требовал нового и с укоризной смотрел на меня: тоже, мол, воробей называется — не может накормить ребёнка. Не мог же я ему объяснить, что я вовсе не воробей. К концу дня я убедился, что забот теперь у меня будет предостаточно.