Дарья Пушкарева - Хвостатые истории [Советы по воспитанию собак, лисиц, песцов и других животных] [litres]

А вечером к Тане приехали мы с Алексеем. Алексей, чтоб вы знали, это не какой-то там дядька, а пшеничный терьер и зовут его так по документам. Алексей – для своих просто Пшено – не впервые приезжал к Тане в рамках программы «Обмен собак между городом и деревней», и снова цель была той же – груминг. Алексея мы тоже стрижем налысо, как новобранца, дважды в год – так того требуют особенности его шерсти.

Если кратко об Алексее, то он терьер, и этим все сказано. Если изучить очередь на причисление к лику святых, то он там где-то второй с конца, примерно.

Всю нашу с ним дорогу домой Алексей энергично радовался жизни. Ему нравилось решительно все снаружи авто и еще больше все, что внутри. Это ужасно изматывает, когда катаешься по три часа только в одну сторону.

Дома собаки встретили Алексея холодно, ибо знали его достаточно давно. А Чаки вообще возвел очи к небу и скривил рожу так, как умеет только глубоко, до самых печенок выведенный из себя человек. Бертинька наш Вустер просто сделал вид, что игнор – лучшее оружие супротив докучливых терьеров.

А вот Мика с Алексеем знакома не была, и он ей, разумеется, не понравился. И они помчались… Не далее как через десять минут они уронили пару стульев, разгрохали утюг и две чашки. Дело пошло веселее, когда Бертинька решил, что все играют, и присоединился к ним. Таня малодушно сбежала в аптеку, утешая себя тем, что все равно пора делать ремонт, причем уже давно.

Через полчаса она вернулась. За дверью царила зловещая, просто гнетущая тишина. За пять секунд, пока Таня открывала дверь, она успела вообразить минимум десяток ситуаций одна страшнее другой.

Таня влетела в квартиру и застала живописнейшую картину: в углу за тумбочкой сидел Алексей, серьезный и печальный, как факельщик на похоронах. Берти и Мика покоились на лежаках и старательно жмурились, всем своим видом демонстрируя глубочайший сон. В центре композиции, гордо задрав нос, сидел Чаки, а валяющиеся повсюду клоки шерсти доказывали, что прилетело всем именно от него, и прилетело прилично. С того момента в квартире воцарились спокойствие и порядок.

Конец осени-2016 стал, пожалуй, самым мрачным для нашей семьи: период вирусной инфекции, на которую не действовала вакцина «Нобивак». Месяцы борьбы за жизни, победы и тяжелые поражения в боях с бедой…

Очень сложно пришлось Берти Вустеру, ведь он был сильно-сильно возрастным. Его огромный, но старый организм не справлялся, несмотря на бесконечную, полноценную терапию. Здоровяк боролся, как мог, и мы делали все, что было в наших силах, и даже больше. Но Берти ушел. Ушел к своему другу, овчару Чаки, который скончался чуть раньше – в конце лета того же года. Теперь они вечно молодые, безбашенные и бесконечно красивые. Радостно бегают и улыбаются, Берти – своей неподражаемой улыбкой!

Но настоящие зенненхунды в нашей жизни все же встречались.

Флер – очаровательная леди бальзаковского возраста, которая в преклонные свои года вдруг оказалась никому не нужной. Ей искали постоянный дом и вышли на нас, а мы влюбились в старушку, обрадованные возможностью помочь ей, благо тогда у нас не было и полусотни собак.

Всего за день Флер обжилась так, словно всю жизнь провела с нами: с первого часа шмякает ресничками, по команде бежит с выгула домой и активно требует внимания!

Флер – очень трогательная и тихая, невероятно ласковая собака, которая всегда хотела быть рядом – тыкаться мордой в руки стало ее любимым занятием! А еще ей очень по нраву постоянно путаться под ногами, ложиться поперек прохода, блокировать своим немалым тельцем двери и вообще вести себя как типичный упертый представитель зенненхундского племени. При всем своем умении находиться одновременно везде, она вызывает только восторг и нежное к себе отношение!

Однажды было неповторимой поэзии утро, растянувшееся, впрочем, до самого захода солнца. Все наши поля, от края до края, нарядились в застывший иголками иней. Светило холодное солнце, под которым эта неземная прелесть продержалась до вечера. В такую погоду нормальный фотограф бросает любые дела и бежит за фотоаппаратом. Конечно, я неистово желала немедленно помчаться в деревню за оставленной там аппаратурой, чтобы поймать на пленку внезапно разлившиеся краски зимы. Но как псиномать я, конечно, никуда не побежала, потому что нужно гулять-кормить-чесать-лечить. Я уж было совсем сникла, как под самый конец дня муж подарил мне возможность запечатлеть хоть что-нибудь: привез аппаратуру.

Как назло, все собаки, выбранные мной для благородной цели подчеркнуть волшебство природы, вели себя при позировании отвратительно. Время шло, солнце садилось, а иней начал таять, ибо температура воздуха решительно поползла вверх, невзирая на приближающийся вечер. И тут пришла на ум наша образцовая Флер, которая как ленивый зенненхунд ну просто обязана была выполнить наши творческие задачи!

Привели мы ее в распрекрасное место, к заиндевевшим колосьям. От нее требовалось просто встать с ними рядом для хорошего кадра. Флер самозабвенно наступила на колосья, прошлась туда-сюда и превратила ландшафт в опустошенный клочок земли. Перевели на пару шагов в сторону к подобному фону, а она бах на спину – и давай валяться. С чувством, с прихрюкиваниями. А мы с мужем стоим над ней и тихо ржем. И немножко бесимся. Зенненхундисты нас легко поймут: коли берн включил упрямство, то совладать с ним отнюдь не просто и не быстро. Но результат, какой-никакой, получился. Сейчас я считаю эти кадры одними из самых красивых в нашем семейном архиве.

В январе 2016-го Флер преподнесла нам не самый приятный сюрприз – у нее отказала задняя лапа, она сильно на эту тему стрессанула и просто не могла подняться. Я говорю ей: «У тебя три рабочие лапы, вставай!», а она такая: «Ой, нет, не могу, не хочу, я в панике!» Но я не сдаюсь, и никакой зенненхунд меня не переупрямит. Я пошла ва-банк и поставила страдалицу на коляску. И что бы вы думали? Флер сразу же вспомнила, что можно ходить и на трех, и на следующей день ходила криво-косо, но САМА!

Однако это, конечно, лишь полумера, ей нужно было вставать обратно на все четыре! А значит, впереди нас ждали курсы терапии. Флер то вставала сама и шла, то мне приходилось ее поднимать, и она медленно шагала. Флер ненавидела коляску и изо всех сил старалась ходить, чтобы не встречаться с колесами и сбруей.

А в июне гром грянул среди ясного неба: с утра и днем Флер выглядела совершенно бодрой, как всегда с огромным аппетитом ела, вставала на передние лапы и с моей помощью – на все четыре. А потом ко мне зашел муж – я третий корпус укладывала спать, убиралась и ведра с водой разносила – и говорит, что приходит к Флер, а она крепко спит, словно мертвая… И это оказалось правдой. Ушла во сне, причем до последнего дня оставалась на своих ногах.