Джейн Лавик-Гудолл - Соло. История щенка гиеновой собаки

Фее всё же удалось пробиться поближе к своей норе. Ей оставалось всего несколько метров, и она было шмыгнула мимо Ведьмы, но та схватила подчинённую самку за горло. Фея вывернулась. Так обе суки бок о бок, не прекращая грызни, постепенно приближались к норе, в то время как остальные собаки наскакивали на Фею. Внезапно обезумевшая мать вырвалась и нырнула в логово к своим щенкам. С громким рычанием Ведьма снова стала раскапывать вход, так что кругом всё заволокло пылью. Но она не полезла за Феей в тёмную нору. На морде у неё всё ещё виднелись следы зубов — доказательство того, что мать готова пойти на всё, чтобы защитить своё потомство. Покопавшись впустую, Ведьма отошла от норы.

Фея до самого вечера оставалась под землёй. Она не ела ни разу с тех пор, как три дня назад выходила со стаей на охоту за газелью. Надолго ли хватит у неё молока для щенят, если она сама умирает с голоду?

На следующий вечер, когда стая вернулась с охоты и под громкое повизгивание и щебетание кормила Ведьму и её щенков, Фея не выходила из норы. Она даже головы не высунула, чтобы посмотреть, что происходит. Паук успел затянуть паутиной отверстие её норы, и за прошедшие двенадцать часов из злосчастной детской не донеслось ни единого звука.

Пока Ведьма с семейством жадно уплетала свою долю мяса, один пёс подошёл к норе Феи и замер, глядя вниз. Это был Брут, отец новорождённых щенят. Внезапно он тихонько позвал — так же, как мать вызывает своих щенят. Паутина была мгновенно сметена, и Фея, дрожа от нетерпения, сунула морду в пасть Брута. Он отскочил от неё и, сделав усилие, отрыгнул мясо. Фея тут же проглотила подачку и стала отчаянно просить добавки. Брут ещё два раза выдал ей по большому куску мяса, а потом отошёл. Фея вернулась в нору к щенкам. Ведьма, увлечённая едой, даже не заметила, что произошло.

Может быть наконец Фее и её семье улыбнулось счастье? После следующей охоты Брут снова вызвал мать своих щенят из норы и накормил. На этот раз, после того как она поела и спряталась, Брут обошёл нору кругом и отметил отдельные травинки. Как я уже упоминал, территорию обычно отмечают только доминирующий самец и доминирующая самка, так что поведение Брута было для нас чрезвычайно интересно. Что это значило? Не утверждал ли Брут своим поведением, что это его собственная, персональная нора, его самка и детёныши? Вполне возможно. Но со временем стало совершенно очевидно, что десять щенков Ведьмы, весело возившихся у входа в нору, привлекали его гораздо больше, чем нора, где скрывались его собственные щенки. Могучий инстинкт побуждает взрослых собак заботиться о щенятах своей стаи: именно этот механизм и подавляет примерно в течение трёх месяцев чрезвычайно сильное у взрослых гиеновых собак стремление к бродячей жизни, он удерживает стаю на одном месте до тех пор, пока щенята не подрастут. Так что Брут, всё ещё связанный с Феей какими-то узами, хотя и отмечал своим запахом её нору, как бы поневоле кормил тех щенят, которые всё время попадались ему на глаза. Более того, когда Иезавель перестала нападать на остальных взрослых собак, подходивших к щенкам Ведьмы, Брут подолгу лежал среди них, вылизывая малышей, позволяя им ползать по себе и порой даже тянуть за хвост. Его собственные щенки — это ведь всего-навсего едва уловимые запахи, еле слышные отрывистые звуки, невидимые комочки жизни в глубине материнской норы. И пройдёт ещё три недели, прежде чем они выйдут на свет, обретут облик, станут неотразимо привлекательными для своего отца.

Так над Феей и её детьми нависла угроза голодной смерти. Брут время от времени подкармливал её, по этого было явно недостаточно. Через две недели она еле двигалась и была, как скелет, а соски у неё почти усохли. Повизгивание из её норы доносилось всё реже и реже, и мы боялись, что её малыши погибают.

В то время как Соло и другие щенки Феи умирали с голоду в своей тёмной норе, щенки Ведьмы росли не по дням, а по часам. Когда они впервые вышли наружу, их пугало малейшее движение, и, почуяв приближение чего-то незнакомого, они мгновенно ныряли в логово.

Однажды утром мы видели, как они с превеликой осторожностью выглядывают из норы, уставясь на светящийся шар, который поднимался над горизонтом их маленького мира. Когда солнце выкатилось, они спрятали головы, но вскоре опять высунулись, следя, как свет постепенно заливает равнины. А вечером того же дня, потрясённо выпучив глаза, щенки следили за облаками, медленно проплывавшими на фоне громадного алого диска заходящего солнца, а потом нырнули обратно в нору. Немного погодя маленькие чёрные головки высунулись одна за другой, по-прежнему не сводя глаз с облаков.

Для этих десяти щенков родная нора, пропитанная резким собачьим запахом, была домом, где знакомы все тёмные закоулки, была убежищем, куда можно было спрятаться при малейшей опасности. В первую неделю их надземного существования почти всякий незнакомый предмет таил для них угрозу опасности — и почти всё на свете было незнакомо. Громадный скарабей катил свой навозный шар мимо норы. Щенки заворожённо не сводили с него глаз, но тут он вдруг потерял равновесие и упал на спину, размахивая лапками,— это неожиданное движение так испугало щенят, что они в панике, спотыкаясь друг о друга, кубарем скатились в нору. Но щенят, как почти всех маленьких хищников, обуревало ненасытное любопытство: над краем норы появилась одна мордочка, за ней — другая, и вот уже широко раскрытые глаза провожают жука и его шар.

Вокруг норы во всех направлениях вились ходы мышей — маленьких пушистых бурых грызунов открытых равнин. Эти мыши быстро привыкли к нашей машине, и подчас, когда собаки спали, мы с Джеймсом наблюдали мышиные перебежки, мелкие ссоры, смотрели, как они натаскивают в свои норки еду про запас. Однажды две мышки даже навестили Джеймса в машине — они пробрались через отверстие возле переключателя скоростей, немного осмотрелись и принялись обследовать странное жилище.

Щенки вскоре очень заинтересовались мышами: насторожив уши, они подстерегали их и, неуклюже прыгая, пытались догнать. Но никто из малышей ни разу не настиг мыши, да и взрослые относились к грызунам весьма равнодушно. Это была хорошая тренировка для щенят — часть того, что им предстояло выучить, пока они росли в том мире, где появились на свет и где им суждено было найти своё место или погибнуть.

Одна из самых ранних игр щенят, в которую они постоянно играли — по крайней мере до тех пор, пока не ушли из логова навсегда,— была игра «в паслён». Поначалу они просто от нечего делать жевали жёсткие стебли растений, окружавших нору. Возможно, это было очень полезно для роста зубов — ведь всё своё мясо они получали в виде отрыжки, и у них не было возможности грызть кости. Но мало-помалу их сражения с растениями становились всё яростнее, они изо всех сил, свирепо рыча, тянули особенно неподатливые стебли, по стебли внезапно обрывались, и щенята кувыркались на спину или валились прямо в нору. Иногда они рвали маленькие, размером с лесной орех жёлтые плоды. Этим развлечением не брезговали и взрослые — правда, они тут же выплёвывали плодики.