Владимир Иванов - Архипелаг двух морей

— Господи, — сказал Кузьмин, — я-то думаю: какой такой Т.? А это же Вилька, «Шапка из телятины»…

Он остановил машину рядом с Вилей, выключил зажигание и спросил:

— Шапку-то какую потерял?

— Шапку? Из телятины, — ответил Виля. Он выглядел вполне бодро, лицо только было излишне бледным и грязным. — Из телячьего меха шапочка.

Диалог о шапке помешал мне провести намеченную небольшую «официальную часть» встречи. Я ничего не сказал.

К месту ночлега — полярной станции Санникова — мы подъезжали около полуночи. На берегу нам встретилась аспирантка Ботанического института Академии наук, которая прилетела из Ленинграда вместе с нашими ребятами. Несмотря на позднее время, она работала: отмерив в тундре квадратный метр, подсчитывала, сколько и что на нем растет. Растительность тундры неприметна, но, если присесть на корточки и всмотреться внимательно, увидишь и цветы, и деревья, и даже целые рощи, только все это высотой с сигарету, а то и со спичку. И найдешь знакомых, вернее, их мини-братьев. Вот мак. Вот красная кисточка — конский щавель. А вот прутик с тремя листочками — карликовая ива.

— Лютик едкий, — сказал я, чтобы показать свою эрудицию.

— Нет, — сказала девушка серьезно, — это лютик лапландский. Здесь двенадцать или тринадцать видов лютиковых.

— Садитесь, — предложил я, — довезем до полярки.

— Спасибо, — твердо ответила девушка, — но я еще не закончила своих сегодняшних исследований…

Нужно иметь смелость — вслух назвать свою работу «исследованиями», да еще в таком юном возрасте. Думаю, эта девушка многого добьется в жизни.

Меня разбудил голос Вили:

— У нас в квартире старушка одна живет. Так она, когда узнала, что я уезжаю в экспедицию, веришь ли, заплакала от радости. Сердце у нее, наверное, чувствовало, что попаду в такую беду. Нет, погоди! — закричал он с пафосом. — Вильку голыми руками не возьмешь!..

Я подумал, что вот теперь у Вильки появилось событие, которое сразу придало значимость всей его, в общем-то, пустяковой биографии.

Полярная станция Санникова осталась у меня в памяти как оазис уюта, порядка и бытовой цивилизации.

Большой добротный жилой дом, дизельная, склад, еще какие-то постройки — все это прочно разместилось на высоком береговом склоне. Фасад дома смотрит на море, где свободной воды меньше, чем плавающих льдов. В зоне прибоя покачиваются причудливой формы стамухи — севшие на мель льдины. Быстро махая крыльями, пролетают стайками черно-белые чистики. На самом берегу — лебедка и кран-балка для разгрузки, прожектор, который осенью будет освещать место причала, два вельбота, лодки… По гальке ползает тракторишко, выполняющий какие-то хозяйственные работы. В помещении дизельной пол выложен красной и желтой плиткой, развешаны картинки по технике безопасности — трудно представить себе, что вокруг на сотни километров только тундра и море.

Перед крыльцом дома куча щенят дружно трепала вяленый балык, который их мать сдернула с веревки. Один щенок бегал вокруг, не решаясь подступиться. Беременная молодая женщина, присев на корточки, уговаривала его:

— Покушай, дурачок! Пойми, они выживут, а ты погибнешь.

Трусливый щенок еще немного покрутился, а потом разбежался, подпрыгнул вертикально вверх и приземлился в самом центре группы, раздвинув своих братьев.

— Пожалуй, не погибнет! — сказал я.

Женщина улыбнулась смущенно и прошла в дом, очевидно, она стеснялась своего положения.

— Жена начальника? — спросил я у механика, который встретил нас вчера ночью и разместил на ночлег.

— Вроде этого — кивнул он головой.

В кают-компании стол был застелен скатертью, а рядом, на отдельном столике, дымилась супница с борщом.

— У нас — самообслуживание, — сказала повариха с достоинством. За стеклами книжных шкафов стояли подписные издания, на специальной доске висели приказы по станции, отпечатанные на машинке по всей форме. Хозяевам этого дома — их было пять или шесть человек — хотелось, чтобы все было, как на материке. Очевидно, это помогало им переносить специфические условия своей жизни.

Мы всю жизнь готовимся к чему-то, что-то постоянно накапливаем. Мне всегда казалось, что человек, приехавший поработать на Север, более чем кто-нибудь другой, живет «под будущее». Он все время чего-то ждет: отпуска, приезда (или отъезда) жены, конца контракта, за которым обычно следует новый. Как постичь, думал я, искусство жить так, чтобы время ожидания не было вычеркнуто из жизни?

— Нет, почему же? — отвечает на мой непрямой вопрос начальник станции Коля Ню, из корейцев, миниатюрный и точеный, как сказочный принц. — Почему же, здесь хорошая полярка. Здесь есть куда пойти. Не то, что на Генриетте: небо и море.

Вопреки своей игривой фамилии начальник очень застенчив, щеки волнами заливает нежный румянец.

— Не скажи, — возражает механик Журавлев. — Зато на Генриетте птичьи базары какие!

Они начинают спорить, но спор идет только о том, какая полярка лучше — Генриетта или Санникова. Вопрос, который я пытался задать, им чужд.

— Вы на Севере родились? — спрашиваю я механика.

— Я в Ростове-на-Дону родился. На Север попал после армии, завербовался шофером. Приехал и первым делом спрашиваю: «А где же леваки, мать честная?» Мне отвечают: «Вот они, леваки: лемминги, песцы, медведи белые…»

— Жилье здесь хорошее. И его много, — продолжает Николай Ню, краснея. На ногах у него клетчатые фланелевые тапки без задников. — При желании можем каждому сотруднику отдельную комнату выделить.

— А зачем она мне? — говорит молчавший до этого парень. — Одному жить хорошо тому, кто женским персоналом увлекается. А у кого нет такого хобби, тому одному жить скучно…

В. Стефанссон, известный канадский полярный исследователь начала нашего столетия, писал: «Если мы можем говорить о каких-либо лишениях, то разве только об отсутствии далеких друзей и хорошей музыки. Одна могу сказать, что сейчас, в наводненном кинематографами городе, я так тоскую о вечерах, проведенных в снежной хижине после охоты на оленей, как я никогда не тосковал на севере по клубам и концертам…» Здесь, на полярной станции, есть «кинематограф», целый чулан завален жестянками с картинами. Есть несколько магнитофонов и радиоприемников — «хорошая музыка». Есть друзья, насколько это можно заметить по первому впечатлению. И все-таки…

— Всё тут очень хорошо, просто замечательно, — громко говорит вдруг беременная женщина, и глаза ее наливаются слезами. — Только почту возят слишком редко, последний самолет в апреле был…

Год спустя я снова побывал на этой станции. За мной прилетал вертолет из Темпа. Я никогда не забуду, с какими лицами обитатели станции бежали к месту посадки вертолета, только предполагая, что он, может быть, привез письма…