Владимир Бардин - Еще одно путешествие на край земли

С холма открывалась темно-серая, словно залитая асфальтом, плоскость залива с многочисленными островами-шхерами. Дальше за ними — холмистый берег и снежная вершина горы Росс, господствующая над всей местностью. Зато вблизи, сразу за часовней, все выглядело более прозаично. Здесь сгрудились покореженные вездеходы, автомобили, трактора. Эту унылую картину съедаемого ржой металла мы наблюдали в бинокль с борта судна.

Кладбище отжившей техники отмечало край поселка. Дорога кончилась, и, спустившись в распадок, мы зашагали по мягкой и влажной, пружинящей поверхности. Землю почти сплошь устилал ковер из коричнево-зеленых прочно перепленных стебельков, от которых в разные стороны разбегались фестоны узких листочков. Это и была знаменитая ацена — растение-«путешественник», о котором обычно упоминают все, кто побывал на Кергелене. Считается, что ацена была занесена на здешний берег птицами, скорее всего странствующими альбатросами, но широкому ее расселению по всей территории способствовали кролики. Дело в том, что семена ацены имеют весьма цепкие крючочки. Именно на это неприхотливое растение возлагались основные надежды, когда пытались развести здесь овец.

Шагая по стелющимся у самой земли зарослям ацены, мы то и дело проваливались в небольшие, замаскированные стеблями кроличьи норы. Несколько серых зверьков шустро удирали от нас по склону холма. Ганс скакал по склону как горный козел и ухитрился попасть ногой в веревочную петлю-силок, установленный перед одной из нор. Красные стреляные гильзы двенадцатого калибра, которые мы то и дело примечали на нашем пути, также свидетельствовали о том, что охота на кроликов здесь процветает, благо и ходить недалеко.

Эти грызуны, завезенные на остров в 1874 году одним незадачливым капитаном, за прошлое столетие буквально заполонили остров. Все вокруг изрыто их норами, растительность угнетена, и, хотя кергеленская земля буквально устлана кроличьими костями, новые поколения плодовитых зверьков продолжают одолевать остров.

Миновав холмы с кроличьими поселениями, наша группа выбралась на каменистый уступ на берегу залива. Тут наши глаза разбежались. На скалистой площадке было разбросано множество блестящих, отливающих перламутром створок раковин. Большая часть их была побита, но попадались и целехонькие. Как они попали сюда? Сначала мы подумали, то створки раковин принесены с залива ветром: ведь Кергелен славится жестокими ураганами. Но Мишель, исчерпав свои словарные возможности, неожиданно ухватил одну из раковин зубами и взмахнул руками, словно крыльями. Мы восхищением наблюдали его выразительный полет и, когда он, описав вираж, выронил раковину на камни, сообразили, что находимся на месте птичьей столовой. Чайки, подхватив во время отлива с береговой отмели крепко сомкнутые раковины, разбивают их таким хитроумным способом, используя закон всемирного тяготения. К каким открытиям не придешь, когда хочется полакомиться нежными устрицами! На этот раз чайкам пришлось бы поделиться добычей с полярниками. Дело в том, что, едва ступив на твердую землю, мы все вдруг ощутили, что называется, волчий аппетит (тем более что, спеша первыми высадиться на остров, пренебрегли корабельным обедом). Поэтому всякое напоминание о еде действовало на нас удручающе. Удиравшие от нас во все лопатки кролики поступали весьма предусмотрительно. Но то, что не удалось нам — хотя Ганс, сделав отчаянный прыжок, чуть не ухватил зазевавшегося зверька за задние ноги, — очевидно, не составило труда двум бурым птицам, солидно расхаживающим неподалеку. Их сытый вид не мог не привлечь внимание. Никакого сомнения! Это были наши старые антарктические знакомые — поморники. На южнополярном материке они гнездятся вблизи колоний пингвинов и буревестников, уничтожая больных птиц. Но наибольшая их «слабость» — полярные станции. Без особых колебаний меняют они жизнь, полную смелого поиска и разбойничьих вылазок, на прозябание вблизи станционных помоек. Несмотря на эти малопривлекательные черты, поморников справедливо считают санитарами Антарктиды. На Кергелене же этим санитарам особенно много дел. Кроме уничтожения нежизнестойких особей в мире пернатых они «ведут работу» по ограничению угрожающе растущей численности грызунов. А сколько хлопот с тюленями! Особенно во время родов. Кто еще, кроме поморника, сумеет ловко, словно хирургическими ножницами, перекусить пуповину? Нет, не даром эту огромную чайку называют птицей-санитаром.

В редкие солнечные часы Кергелен не выглядит унылым и суровым.

Двигаясь вдоль берега, мы пересекли несколько ложбин. Сейчас дно их почти сухо, но во время дождей здесь несутся потоки. Об этом свидетельствуют многочисленные промоины. Уцелевшие участки грунта, скрепленного корнями ацены, кое-где торчат на склонах ложбин в виде причудливых столбиков-останцов высотой в рост человека.

Большая часть прибрежной равнины — это прекрасно видно в стенах промоин — сложена слоистыми песками. Они принесены сюда из центральной части острова потоками талых ледниковых вод. И сейчас там располагается огромный ледник — ледниковый покров Кука. А в прошлом оледенение распространялось почти на всю территорию островов, захватывая даже часть береговой отмели.

Повсюду, где только есть вода — в ручьях и лужах, на дне ложбин,— валяются тюлени. Они сопят, похрюкивают, порой шумно плюхаются в грязь. Теперь им раздолье на Кергелене: ведь большая часть острова объявлена заповедником.

Никто не смеет уже поднять руку на этих удивительных морских чудовищ. На ластах некоторых тюленей видны специальные яркие метки: с их помощью прослеживают пути и сроки миграции животных.

Я отстал, фотографируя морских слонов. Мишель с группой геологов оказался далеко впереди. Они торопились к овражку, где, по словам Мишеля, «О ля-ля, какие минералы!». В этом не было ничего удивительного: архипелаг Кергелен вулканического происхождения. В лавах на месте пузырьков газов во многих местах образовались красивые кристаллы различных разновидностей кварца: халцедоны, агаты, аметисты.

Решив не спешить за своими товарищами, я свернул к морю: оттуда из-за холма послышался резкий печальный вскрик, словно чья-то мольба о помощи. Берег уютной галечниковой бухты был буквально заполонен тюленями. Я обходил и перешагивал преграждавшие путь жирные тела. Лишь одна самка приподнялась, чтобы взглянуть на меня. Оскалив клыкастую, алую изнутри пасть, она издала грозное урчание, затем, будто обессилев от этого прилива гнева, опустила голову и закрыла свои темные, словно лакированные глаза без зрачков.