Владимир Бардин - Еще одно путешествие на край земли

— Значит, свежая курятина, яичница, — соображаем мы.

В специальном загоне за курятником грустно жмутся друг другу приземистые бараны.

— Муфлоны, — объясняет Мишель. — Их специально завезли сюда, и они прижились в горах. Но иной раз, в холода, их много погибает.

Хрюканье из соседнего сарая говорило само за себя: Мишелю не требовалось давать пояснения. Мы не стали заглядывать туда, а направились к берегу. У воды среди тюленей паслась стайка домашних уток. Утром они приходят к морю кормиться, к вечеру сами возвращаются в загон на станцию. Иногда в загоне оказывались пингвины: очевидно, были приглашены в гости. На Кергелене утки не редкость. Здесь обитает и дикая утка Итона — небольшая по размеру, но, как утверждал Обер де ла Рю, наиболее ценная на Архипелаге благодаря нежному мясу.

Ферма Порт-о-Франс несомненно произвела на нас впечатление. Нам стало ясно: французы здесь отнюдь не стали вегетарианцами. Правда, из-за нехватки кормов в местном хозяйстве недоставало коров. Очевидно, для крупного рогатого скота ацена — мало пригодная пища. Следовательно, молоко на Кергелене, как и у нас в Антарктиде, порошковое. Но в случае крайней необходимости, как нам объяснил Мишель, доят овец.

Глотая слюну, мы сбились в тесную кучку, напоминая муфлонов в период бескормицы. Один из геологов, очевидно чтобы отвлечься от грустных мыслей, начал энергично разминаться: приседал, размахивал руками.

Мишель догадливо кивнул головой и пригласил следовать за собой. Мы воспрянули духом.

Нас постигло жестокое разочарование. Помещение, куда нас привел Мишель, даже отдаленно не напоминало столовую. В просторной комнате, разделенной перегородкой на две части, лежали гири, штанги, стояли столы для пинг-понга и даже тренажер — велосипед.

На стенах спортзала висело несколько на первый взгляд необычных групповых портретов участников экспедиции, каждый из которых был помечен определенным годом. Фигуры полярников были нарисованы, а лица вырезаны из фотографий. Авторы этих шедевров самодеятельного творчества запечатлели характерные штрихи жизни островитян. Один смотрит в телескоп на звезду, другой ставит морскому слону градусник, третий запускает ракету, а вот целая группа сидит вокруг костра, в центре которого в языках пламени что-то поджаривается на вертеле...

Лица на фотографиях, хотя и заросшие бородами, выдавали отнюдь не солидные годы полярников. По-видимому, не многим здесь было за тридцать. Попадались снимки и совсем юных парней, как мы поняли, из проходивших здесь армейскую службу. Состав зимовщиков Порт-о-Франс от экспедиции к экспедиции обновляется полностью. Годы под картинками придавали этой своеобразной выставке исторический интерес.

— Нашей смены тут еще нет‚ — сказал Мишель, но обязательно будет, оставим на память.

Я вглядывался в лица отзимовавших предшественников Мишеля, стараясь представить, как прошли их экспедиции, с какими чувствами они покидали остров? В надежде никогда сюда больше не возвращаться? Был ли для них этот год изоляции от остального мира попусту потерянным временем или они возмужали, обрели уверенность в себе?

И на наших зимовках полярники фотографируются на память. Такие фотографии украшают стены кают-компаний. Увы, по ним, конечно, невозможно судить о перипетиях, которые случаются на зимовках. Обер де ла Рю порой с нескрываемой горечью пишет о том равнодушии и непонимании, с которыми он столкнулся однажды в Порт-о-Франс: «Многие мелкие дрязги, отравлявшие нашу длительную уединенную жизнь, конечно, не произошли бы, если бы не безделье одних и недостаточное понимание другими той задачи, для выполнения которой все мы по тем или иным соображениям добровольно согласились провести этот год вдали от цивилизованного мира». Зато о другой экспедиции на Кергелен у него сохранились самые радужные воспоминания. Так и в Антарктиде — бывают экспедиции легкие, удачные в психологическом отношении и плодотворные по научным результатам, но бывают и крайне трудные, со срывами. Каждая новая экспедиция — новый коллектив со своими собственными проблемами, своими победами и поражениями...

Неутомимый Мишель увлекает нас дальше. Мы проходим мимо странного деревянного дома, напоминающего остов выброшенного на берег судна. Оно резко выделяется среди современных типовых построек. В. нем в свое время жили метеорологи и радисты. Специально запроектированное для лучшего сопротивления ураганам, оно было поставлено «бортом» к направлению преобладающих ветров и потому сильно раскачивалось во время бурь. Со времен Обера де ла Рю в Порт-о-Франс многое изменилось. В старом доме уже никто не живет. Красноречивый жест нашего гида свидетельствовал, что внутри этого исторического помещения беспорядок и разруха.

Около здания с изображением красного креста на стене мы невольно замедляем шаг. Нет сомнения, оттуда слышится заливистый хохот нашего бородатого доктора.

В амбулатории Порт-о-Франс местные эскулапы принимали наших антарктических врачей. Идет оживленная беседа, заморских гостей угощают чудодейственным напитком собственного изготовления. В центре внимания наш бородатый доктор. Обращаясь к вновь прибывшим, он объясняет:

— Госпиталь Кергелена — это вам не что-нибудь. Здесь иной раз совершают сложнейшие операции: ведь до ближайшего стационара тысячи километров.

Действительно, к услугам местных врачей прибегают не только сотрудники станции, но зачастую и моряки, которых занесла судьба в эти дальние края.

Мы осматриваем госпиталь, жилые комнаты врачей. В каждой есть что-то свое, отвечающее вкусам ее владельцев. Но есть и общее: как и повсюду на станции, на стенах — журнальные красотки. Чувствуется, за долгие месяцы зимовки французы истомились по женскому обществу.

Вот почему так настойчиво приглашали они наших девушек. И те пользуются шумным успехом. В этом цветнике особенно выделяется наша Эмма со своей бесподобной прической.

А между тем срок нашего пребывания на французской базе истекал. К причалу, где нас уже ожидала знакомая баржа-самоходка, со всех сторон из жилых домиков и лабораторий стекались советские и французские полярники. Впрочем, можно ли коллектив станции Порт-о-Франс называть полярным? Остров Кергелен расположен далеко от полюса. В северном полушарии, к примеру, на той же широте находится Киев. Никому же не придет в голову говорить «полярники Киева». Но с другой стороны, нельзя подходить к Кергелену с мерками северного полушария. Условия на юге нашей планеты совсем иные. И главная причина тому — близость ледяной Антарктиды.

Оттого и климат островов суров. Почти каждый день независимо от сезона возможны заморозки. Постоянно дует ветер, идет снег или дождь. Нескончаемое осеннее ненастье определяет лицо Кергелена. И в довершение печальной картины — на островах не увидишь ни единого деревца. Но в то же время больших холодов на Кергелене не бывает, вечная мерзлота, характерная для полярных районов, отсутствует. Однако зимуют здесь, как и в Антарктиде, одни мужчины, испытывая сходные психологические перегрузки. Вот и разберись, следует ли называть зимовщиков Кергелена полярниками?.