Юрий Герасимов - Тропой таёжного охотника

Глухой Фока сидел против стариков и, не слыша их сдержанного разговора, но зная, о чем он идет, безучастно поглядывал в сторону большими, всегда печальными глазами, обдумывая какую-то свою мысль. Вдруг он резко повернулся к товарищам и, перебив говорившего на полуслове, вклинился в разговор.

— А я вам скажу прямо, что «контру» начинать нечего. Его винить не за что. Своим последним пайком с нами делится. Парень он «дошлый». По-своему не «грезит», у вас же, чертей старых, спрашивает, что к чему и как лучше… Не он запретил и не ему разрешать бить сейчас зверей. На то охотничий закон есть! Ленин еще подписывал! Ждать нам недолго осталось. На июнь нам пять разрешений на пантачей дадено? Дадено… Вот добудешь — тогда зверины и нажрешься. И зимой можно ладно лосей добывать, будет тогда мясо и городу, и нам.

— А сейчас голодному таскаться? Зверей беречь, а себя гробить? Нешто она, тайга, обеднеет, ежели одного изюбра убьешь?

— Таких, как мы, тысячи. Вот и гляди: каждый по зверю убьет — и опустеет лес. Захочешь в хребет съездить, зверя добыть, сунешься — а его нет…

— Новые подойдут. Тайга, она большая… Отцы наши и деды всех подряд били? Били! И не перебили зверей. И нам их никогда не перебить. Мне майор прямо сказал: насчет охоты все берите на свое усмотрение. Сейчас война, зверей не время беречь. Люди на фронте, эвон, каждый день как пропадают. Так что нечего нам слушать молокососа.

От этих слов Симова охватила ярость. Он хотел рвануться к костру и отчитать старика. Но последние слова старика остановили его. «Верно, что молокосос. Упустил из рук медведя…» — подумал он. «Да и что сделаешь окриком, если авторитета нет…» — с горечью продолжал размышлять Симов. И он, нарочно треща валежником, вышел к костру. Разговор сразу прекратился.

Симов подошел, поприветствовал товарищей и скинул с себя котомку. Из нее он вытряхнул четырех глухарей, предложив Уварову ощипать одного к ужину. Затем подсел к очагу, расспросил, где кто был и что видел, и сам рассказал, как он упустил медведя.

Рогов презрительно ухмыльнулся.

Симов ждал этого и поспешил ему ответить:

— Вот погоди. Освоюсь с тайгой — и медведя возьму, и тебя в добыче обгоню.

Он сказал это настолько уверенно, что старик не нашел ответа и только отвел глаза, стараясь не встречаться с пристальным взглядом лейтенанта.

За охотой и рыбной ловлей незаметно наступила вторая половина апреля, а вместе с ней пришла и забайкальская весна.

Солнце стало заметно пригревать, сгоняя остатки снега. Прилетевшие огори 2 2 О г о р я — красную утку — забайкальские охотники неправильно называют турпаном. Т у р п а н ы — крупные морские нырковые утки, черного и темно-бурого цвета. разбились на пары и, высматривая места для гнездовья, закружились над утесами, оглашая долину Джилы криками. «Коу-коу-крррр-коу», — разносилось по распадкам.

Развернулись на деревьях глянцевые липкие листочки. В нарядную позолоту и серебро оделись ивы. На южных склонах показались синие бутоны «ургуя» — сон-травы.

Зашумели овраги, а поверх крепко скованных льдом речек понесся весенний «свежун»— мутный поток талых вод.

В такой лучезарный день охотники вернулись из тайги и занялись подготовкой к рыбной ловле. Пока медлительный Уваров кроил дель и сшивал из нее пятидесятиметровый невод, Рогов и Трохин сколачивали лодку. Остругав три пятиметровые доски до полуторасантиметровой толщины и тридцати сантиметров ширины, сбили из них дно. Для этого доски заклинили между упорами в бревнах, а затем на козлах дну придали изгиб, а борта обшили досками. Получилась легкая плоскодонная лодка в пять метров длины и метр ширины, грузоподъемностью около тонны.

Каждое весло вращалось на стальной вилкообразной уключине, которая укреплялась болтом на середине весла, а штырьком вставлялась в стальную трубку, заколоченную в деревянную подушку, прибитую к борту.

Закончив плотничьи работы, охотники законопатили паклей щели и, заварив их смолой, спустили лодку на воду. Лодка оказалась отличной, водонепроницаемой.

Через три дня был сшит и «посажен» невод. Он отличался от симметричного озерного невода разной длиною крыльев. Одно береговое — в 15 метров — было в два раза короче «морского», «бежного» крыла.

«Садились» крылья «на одну треть»; на длину двух растянутых ячеек, отмеченную на шнуре, нанизывалось три ячейки, которые привязывались к тетиве — бечевке в палец толщиной. У горла мотни садилось по четыре ячеи — «посадка на половину», — как у ставных сетей.

Посадка невода на 1/ 3и на 1/ 2

В горле мотни высота невода не превышала трех метров. Нижняя тетива, загруженная через каждый метр пятидесятиграммовыми гайками, не представляла чрезмерного груза для рыболовов. Верхняя тетива была оснащена небольшими наплавами — дощечками в ладонь величиной, привязанными одна от другой на расстоянии полуметра. К мотне над горлом был привязан «маточный наплав», сбитый из досок. На конце мотни крепилось грузило — железная пластина в ладонь величиной. Все это делало снасть сравнительно легкой, удобной и посильной четырем охотникам для ловли рыбы на быстрых речных перекатах.

Невод для ловли рыбы на речных перекатах.

Лодка-плоскодонка: А — сборка дна, Б — прогиб дна и обшивка бортов, В — готовая лодка.

Таймень — крупный пресноводный лосось, достигающий тридцати килограммов веса. Обитает он во всех горных с быстрым течением реках Сибири (кроме Колымы). Водится в Зайсане и в Байкале. Удлиненное тело тайменя покрыто мелкой серо-стальной чешуей с зеленоватым оттенком на спине и красноватым на боках. Прианальный и хвостовые плавники красного цвета. Приплюснутая с боков пятнистая голова имеет огромную пасть с крепкими зубами, расположенными на челюстях, нёбе и языке.

Весной таймени поднимаются к верховьям речек с холодной ключевой водой, где в конце мая мечут икру. Осенью рыбы спускаются вниз и зимуют в глубоких ямах больших рек.

Перед ледоходом, как только у берегов образуются проталины и полыньи, таймени идут вверх по реке. Они придерживаются береговых затонков, чистых ото льда. Здесь этого хищника легко поймать на донную уду с наживленным налимом. Зная эту повадку тайменя, Уваров наловил на червя мелких налимов и всех их использовал на наживу.

Расщепленной палочкой он протаскивал веревочный поводок от крючка через туловище налима. Вытащив поводок наружу через заднепроходное отверстие рыбки, он конец его привязывал к длинному трехмиллиметровому шнуру. Здесь же привязывался килограммовый камень. Укрепив конец снасти на берегу, рыболов забрасывал другой, с наживой и камнем, в глубину затонка.