Эрнест Сетон-Томпсон - Крэг - кутенейский баран [с иллюстрациями]

— Нет! Ни за какие деньги не отдам их.

И Скотти сумрачно отворачивался, прекращая всякие разговоры на эту тему. Он подождал некоторое время, пока набиватель чучел выполнял его заказ, потом пустился в обратный путь через горы к своему уединённому жилищу, находившемуся в трёхстах милях от города. Он снял покрывало и повесил голову Крэга на самом светлом месте. Работа была исполнена превосходно: не только рога, но даже удивительные золотистые глаза животного остались неизменными. И когда прихотливый солнечный луч придал им выражение живого взгляда, горец почувствовал себя так же плохо, как тогда на утёсах, и поспешил снова накинуть покрывало на голову животного.

Те, кто знали его ближе, рассказывали, что он так и не снимал покрывала с головы барана и не любил, когда кто-нибудь заговаривал с ним об этом. Только одному человеку пришлось быть свидетелем, как он однажды открыл эту голову и, по словам рассказчика, «смотрел на неё, как сумасшедший». Единственное, что от него слышали об этом, было: «Рога — мои. Он теперь никогда не отвяжется от меня».

Прошло четыре года. Скотти, известный теперь под именем «старика Скотти», прекратил с той поры всякую охоту. Безумная трёхмесячная погоня окончательно подорвала его силы. Он продолжал жить безвыходно возле этих рогов, стоивших огромные деньги, в полном одиночестве. Все считали его помешанным.

Однажды, в глубокую зиму, в хижину Скотти забрёл его старый товарищ. Их дружеская беседа затянулась на много часов, но, по обыкновению, не отличалась многословием.

— Я слышал, что ты убил большого барана с Гендер-Пика.

Скотти кивнул головою.

— А покажи-ка его, Скотти!

— Смотри сам, — и старик мотнул головою в сторону закрытого покрывалом предмета, висевшего на стене.

Гость сдёрнул покрывало. И вскрикнул от удивления и восторга. Но Скотти молчал. Однако он тоже решился посмотреть. Пламя очага бросало красноватый отблеск на стеклянные глаза, придавая им выражение живого гневного взгляда.

— Закрой его, если насмотрелся, — сказал Скотти и снова отвернулся, не выпуская изо рта трубки.

— Скажи, Скотти, почему ты не продашь его, раз он тебе так надоел? Один господин из Нью-Йорка просил тебе передать, что он бы заплатил…

— К чёрту всех! Я никогда его не продам, никогда с ним не расстанусь. Я шёл за ним, пока его не прикончил, а теперь он идёт за мною, пока не добьётся своего. Все эти четыре года он не давал мне покоя. Он сломал меня в этой проклятой охоте. Он сделал из меня старика. Он довёл меня почти до сумасшествия. Теперь он высасывает из меня жизнь, но ещё не совсем покончил со мною. Ты думаешь, здесь только одна его голова? А я скажу тебе, что, когда ночью дует чинук, я слышал такие звуки, которые не похожи на простой ветер. Я слышал его самого, точь-в-точь как в тот день, когда он испускал дух через ноздри, а я лежал ничком перед ним. А если я встану и выйду, он тут как тут — вправо, у Табачного ручья.

Утром всё ещё шёл снег, но гость поспешил покинуть хижину, и Скотти остался один. Весь день гулял белый ветер, и снег всё время усиливался. Всё выше и выше нагромождались сугробы, округляя зубчатые скалы, выравнивая трещины и овраги. А ночью чинук разгулялся ещё больше. Он пел свою боевую песнь, торжествующую песнь белого ветра:

И там, и здесь, по приказу ветра, великие дела совершались в горах. Разрушались старые формы и создавались новые. Озёра стирались с лица земли и возникали вновь. Вестники жизни и смерти рассеялись всюду. Лавина скатилась с Пэрсел-Пика и обнажила под обрушившимися скалами золотые жилы.

Другая лавина загородила русло горного потока, чтобы повернуть его воды в сухую бесплодную долину. Вниз, вниз, по крутым склонам катилась лавина, то сметая начисто лес, загородивший ей путь, то с треском обрушиваясь с уступа на уступ, то перекатываясь через встречные утёсы. Вниз, вниз, всё быстрее и ужаснее, она налетела по пути на маленькую хижину Скотти, снесла и поглотила её со всем тем, что в ней находилось.

Над скалистым нагорьем зарождалась весна. Долина Табачного ручья оживилась, и дожди понемногу смывали большие белые кучи, оставшиеся от снежной лавины. Медленно, по частям, выходили на свет обломки старой хижины. И посреди них, совершенно неповреждённая, показалась голова кутенейского барана. По-прежнему блестели янтарные глаза под его удивительными рогами. А немного поодаль виднелись переломанные кости, покрытые лохмотьями, и клочья седых человеческих волос.

Старый Скотти давно забыт, но голова Крэга висит и посейчас на стене одного дворца, как одно из его лучших сокровищ. И те, кто смотрят на эти редкостные рога, вспоминают до сих пор славного барана с Гендер-Пика, который носил их на далёких Кутенейских высотах.

Э. Сетон-Томпсон

КРЭГ — КУТЕНЕЙСКИЙ БАРАН

Для младшего школьного возраста

Перевод с английского

под редакцией Ник. Чуковского

Художник Г. Никольский

Редактор Е. Рыжова

Художественный редактор Л. Розова

Технический редактор Т. Щептева

Корректоры С. Блакштейн и Н. Пьянкова

Сдано в производство 25/VII-73 г. Подписано в печать 19/II-74 г. Тираж 150 000. Цена 84 коп.