Владимир Козлов - Откуда есть пошла земля нарофоминская

Герцогиня сочла маму, рассказывает княжна, авантюристкой. Ведь она так спокойно жила в Италии, уверенная в том, что ее три дочери имеют в холодной заснеженной России три имения, два дворца, картинную галерею, конный завод, молочную ферму, — и теперь их приданое пропало? Кому достанется? И, узнав о польской крови Подборских, бешенству ее не было границ: "Там, где поляк, там и еврей", и в своем слепом "русизме" она взывает к Николаю II:

"Ваше величество! Помогите! Спасите от ограбления и бесчестия! Возьмите под опеку моего потерявшего рассудок отца. Девчонка — польская еврейка из кафешантана женила его на себе" .

Необходимость познакомиться с некоторыми сторонами жизни давно ушедших героев наших замечательных мест не означает, что они тут дневали и ночевали. Тот же А.В.Мещерский после своей второй (тайной) женитьбы на Подборской тут же укатил в Полтавский дворец на Украине, а не в Подмосковное Петровское.

Между тем, как повествует княжна Екатерина, Петровское было таким солнечным и прекрасным, что каждый день, прожитый в нем, был радостью.

Недаром Петровское названо уникальным: в центре его стоял редкой красоты дворец, сложенный из белого камня. Не весь, конечно. Он был украшен шестнадцатью большими колоннами и — на своих четырех портиках — восемью малыми. Летом и зимой ослепительно сиял его купол, покрытый белой медью. К главному входу с двух сторон вели широкие веерообразные лестницы. Их, точно стражи, охраняли фигуры сфинксов и разъяренных львов с поднятой лапой. Дворец был предназначен для балов и больших приемов. Вся усадьба располагалась на возвышенности, отчего парк в двадцать семь десятин был всегда пронизан солнцем. Парк был разделен большой главной аллеей, украшенной статуями, вывезенными из Флоренции и Рима. В конце главной аллеи на пригорке стояла огромной величины статуя Аполлона: его стройный торс из черновато-зеленой меди очень красиво оттеняли белоснежные лилии, окружавшие клумбой пьедестал греческого бога.

Правая часть была строгим французским парком с прямыми перекрещивающимися аллеями из столетних разросшихся лип, цветение которых наполняло все вокруг медовым благоуханьем. Левая часть парка изобиловала таинственными тропинками, затерянными аллеями с уютными скамьями. Все напоминало настоящий лес: был там и овраг с зарослями сладкой лесной малины, на склоне оврага бил чистый ключ. Где-то повыше в чистом ельнике сохранялось несколько барсучьих нор.

У пригорка, где стоял Аполлон, у его ног красиво извивалась речка — приток Десны. Вдоль ее берегов склонялись серебристые ивы, в береговых кустарниках всю ночь напролет заливались соловьи, а дальше, за поворотом реки, пряталась в деревьях купальня. Таким, по воспоминаниям Екатерины Мещерской, предстает Петровское в первом десятилетии нашего столетия.

Вообще, при чтении рассказов очевидцев и исследователей возникает ощущение лихости, с которой они листают страницы отечественной истории. Например, в книге "Подмосковье", изданной "Московским рабочим" в 1955 году, о Петровском говорится: "Здание завершается барабаном с куполом, утратившим некогда увенчивавшую его статую Аполлона… Упадок усадьбы начался еще с 50-х годов XIX века, когда Петровское-Алабино купили Мещерские (его последние перед революцией владельцы), не сумевшие должным образом оценить все художественное значение своего владения".

Книга "Подмосковье" имела уточнение: "Памятные места в истории русской культуры XIV–XIX веков". Главу об усадьбах, где рассказывалось о Петровском, написал кандидат архитектуры В.Снегирев. У издания был и научный редактор. Тем не менее, такое вот далекое от истины утверждение, вызвавшее активный протест со стороны княжны Екатерины Мещерской.

На куполе никто никогда не стоял! — с возмущением пишет она в журнал "Крокодил", предлагая свой вариант реакции на опус В.Снегирева. Привыкший высмеивать чужие грехи "Крокодил", присылает ей… поздравление к Новому году и благодарность "за внимание к нашему журналу".

Е.Мещерская перечисляет множество публикаций, искажающих подлинную историю событий вокруг имени отца, матери, ее самой, отношения к фамильным ценностям, но никто не реагирует на ее возражения. Наконец, в 1994 году в издательстве "Художественная литература" выходят воспоминания Юрия Бахрушина, сына основателя московского театрального музея. Он пишет о том, что увидел в 1913 году.

"Рядом с Бурцевым было расположено село Петровское, некогда принадлежавшее Демидовым. Об этой усадьбе, где дом и церковь были возведены Казаковым, неоднократно упоминалось в советской специальной литературе, и я говорю о ней лишь потому, что застал ее еще не в том полнейшем разрушении, в котором она сейчас находится. В то время крайне любопытный крестообразный барский дом со своими четырьмя входными лестницами-подковами, украшенными чугунными сфинксами и грифонами демидовского литья, еще был покрыт крышей и сохранил внутри инкрустированные паркеты и вычурные лесенки во второй этаж, рядом с домом в траве валялась огромная чугунная статуя Аполлона Бельведерского, некогда венчавшая купол дома, а в парке высились многочисленные осиротевшие чугунные тумбы…

В церкви привлекали внимание два надгробия Демидовых — великолепные образцы памятников подобного рода конца XVIII века. Помимо этого, в ризнице стоял прекрасный большой шкаф резного дерева иноземной работы XVI века. Многочисленные барельефы изображали библейские сцены. По-видимому, это обстоятельство и привело шкаф в церковь из барского дома.

Очевидно, в домик священника попал, также из барского дома, портрет гитариста, подписанный Тропининым, являвшийся парой к известному полотну художника.

По ту сторону железной дороги в то время существовал старый барский дом — небольшое одноэтажное строение самой примитивной архитектуры, но воздвигнутый еще в первой половине XVIII века. Обследовать его мне не удалось, но через застекленные входные двери я осмотрел переднюю, где мое внимание привлекли две фарфоровые табуретки в китайском стиле, характерном для ранних произведений императорского (ныне Ломоносовского) фарфорового завода времен Елизаветы. В годы нашего переезда в Апрелевку этот участок вместе со старым домом был продан, и новые владельцы совершенно переделали старое здание, а куда девались вещи из него, мне неизвестно. Петровское было майоратное имение и в мое время принадлежало кн. Мещерским, абсолютно им не интересовавшимся и допустившим полное его разрушение и расхищение. Вещи из барских домов воровались там всеми, кому было не лень".

Это свидетельство человека, который сам себя причислял к "представителям правящего класса". Конечно, того, дореволюционного. И в своих воспоминаниях боялся того, что его "будут упрекать и в идеализации прошлого, и в чрезмерно доброжелательном отношении к отдельным людям".