Павел Мариковский - Шагая по пустыне…

Я кладу жука на воду. Он не тонет, плывет, его вот-вот унесет в непроходимые заросли водных растений, через которые струится проточка. Тогда я устраиваю его на едва выступающий из воды камешек. Жук цепляется за него ногами, потом (вот диво!) опускает голову в воду, ползет по камешку вниз и вскоре весь в воде, будто водолаз. Я вытаскиваю жука обратно.

— И чего тебе здесь понадобилось, сухопутному жителю? — удивляется мой спутник.

Посмотрим, что жук будет делать в воде еще раз.

Ему будто только и надо окунуться в проточку. Снова залез в воду, побрел по дну, цепляясь за подводные предметы, тихо вышагивает. Тоже аквалангист нашелся!

— Уж не от жары ли жук сюда забрался? Почему бы ему не искупаться в прохладной водичке. Наверное, пережарился в пустыне! — продолжает удивляться мой спутник.

Но подводное купание нашего странного жука затягивается на неопределенное время. У моего коллеги истощилось терпение, и он, не торопясь, направляется к биваку. И тогда я замечаю, что с жуком происходят странные вещи. Вначале он испражняется мелкой кашицей, легко уносимой водой. Потом из его кишечника показывается темный и слегка блестящий цилиндр. Он растет с каждой секундой, и вот торчит кусок червя около двух сантиметров.

Теперь мы заинтригованы, склонились над проточкой, загляделись. Проходит еще несколько секунд, и червь уже высунулся на несколько сантиметров, ерзает во все стороны, зацепился концом за подводную веточку и ловко закрутился за нее несколькими колечками.

Так вот откуда странная любовь нашей чернотелки к водным процедурам! В ее теле обосновался враг, круглый червь. Он забрался в него или яичком, или крохотной личинкой, вырос, стал дылдой и теперь, извольте удивляться, заставил жука бросить пустыню и отправиться в тугай на поиски воды, в которую обязательно должна попасть эта странная длиннота.

Подобных червей нередко можно увидеть в пресной проточной воде. В народе за их сходство с волосом называют «волосатиками». Такое же название дали им ученые. Кое-где верят в легенду, что конский волос, попавший в воду, оживает и превращается вот в такого червя. Червь относится к семейству гордиацеа. Представители этого семейства паразитируют в насекомых. Для дальнейшего развития выросший и ставший взрослым червь должен попасть в воду. Здесь он дозревает, откладывает яички. Личинки, выйдя из яичек, внедряются в тело водных насекомых. Затем развитие происходит лишь тогда, когда это насекомое будет съедено каким-либо сухопутным насекомым.

Наша чернотелка могла заразиться, проглотив поденку или ветвистоусого комарика. После брачного лета их занесло в пустыню из поймы реки Чилик. Но это только одни предположения. У многих паразитических червей очень сложный цикл развития со сменой хозяев, порядок смены которых всегда строго однообразен. К своим жертвам паразит приспособился в течение многих тысячелетий и всякое отступление от принятых традиций грозит гибелью. Ученым нелегко распутывать секреты подобных паразитических червей, у многих из них до сих пор не раскрыт этот заколдованный круг.

Интересно, что будет дальше с нашим пленником, послушно исполняющим волю и незримые приказы червя. Я боюсь потерять и червя, и чернотелку, их легко может унести течение и поэтому я сажу обоих в кастрюлю с водой. Теперь на биваке мы можем спокойно наблюдать за ходом всей трагедии.

Но с червем происходит что-то неладное. Быть может, алюминиевая кастрюлька ему не по душе, в ней нет течения воды или еще что-либо не хватает до естественной обстановки, запрограммированной предками в его примитивных нервных клетках. Он не желает выползать из тела жука. Чернотелка же не намерена прощаться с водным образом жизни, размахивает под водой усиками, иногда, будто напуганная нашим чрезмерным вниманием, становится «зениткой». Нарушив золотое правило нейтралитета натуралиста-любителя, осторожно схватив пальцами жука, я другой рукой пытаюсь извлечь глисту. Ее холодное извивающееся тело внушает отвращение. Но она держится на редкость прочно. Придется оставить попытки оказания помощи страдающему насекомому и смотреть, что будет дальше…

— Не напрасно чернотелка забралась в воду, — рассуждает мой спутник, — она так лечится, избавляется от паразита, иначе ей, бедняжке, нельзя. Умная бестия.

Проходит полчаса. Нам надоело сидеть возле кастрюльки с водой, но я терплю, жду конца.

Он должен наступить. И будто вознаграждая мое терпение, неожиданно, извиваясь во все стороны, червь энергично выбирается из своего живого домика. Давно пора! Его ждут новая жизнь, новые приключения. Вот он уже стал около десяти сантиметров длины, набрал все двадцать. Да какой же он длинный: показалось еще пять сантиметров, круглый червь отвалился, плавает в воде, сворачивается спирально, как пружина, разворачивается энергично, быстро, будто куда-то страшно торопится. Ему, видимо, полагается поскорее уйти с места трагедии, оставить наедине своего хозяина. Вдруг тот вздумает с ним расквитаться, погрызет челюстями.

Но бедная чернотелка! Она лежит в воде кверху ногами, недвижима, беспомощна, и если бы она желала отомстить врагу, то не в силах этого сделать. Вероятно, она уже мертва. Я вытаскиваю ее из кастрюли, кладу на пенек. Едва заметное дрожание усиков говорит за то, что жизнь еще теплится в ее теле.

Мой спутник сочувствует пострадавшему насекомому, поворачивает его, ставит на ноги, кладет на солнышко, хотя я и прошу оставить жука в покое, чтобы было все, как положено в природе, близко к естественному ходу дела. Жук, из которого выполз такой большой паразит, поразил его воображение. То ли солнечная ванна, то ли сказываются приложенные заботы, жук начинает вначале размахивать ногами, затем движения его становятся еще более быстрыми. Он очнулся, но стоять на ногах не может. Еще бы! Вон какая махина вышла из его тела. Уж, наверное, червь сидел там не просто в кишечнике, а питался телом, каким-то образом еще влиял на нервную систему жука, заставлял его делать то, что надо ради своего блага. Какое коварство!

Проходит еще немного времени и жук, хотя и шатаясь, но уже стоит на ногах, чистит усики и слабой походкой пытается уползти от страшного места.

Глисту я запихал в баночку со спиртом, а жука мы устраиваем в просторную банку, кладем ему свежую траву, кусочек белого хлеба, смоченный разведенным консервированным молоком. Потом везем его, неудачника, с собой в город. Дома он ползает по стенкам баночки, настойчиво стремится кверху, может быть, ему кажется, будто из тугаев он ползет к себе в пустыню к родным выгоревшим холмам, облитым горячими солнечными лучами. Он энергичен и будто ничего не говорит о произошедшей с ним трагедии. Я удивляюсь живучести жука.