Леонид Баскин - Этология стадных животных

Между тем в движении архаров произошли изменения. Группы, до того сновавшие по склонам взад-вперед, теперь стали продвигаться в двух направлениях: часть к Душаху, другие — вверх, к уступам главного хребта. Теперь и Мамед-ага заторопился. Он повел нас хорошо известной ему тропкой к ущелью, потом вдоль одного из карнизов вверх. Идти было не трудно. Старик не торопился, впрочем, нигде не отдыхал. Он казался мне сзади очень молодцеватым, так легки были его движения, так крепка и пряма еще спина. Но это впечатление проходило тотчас, когда Мамед-ага поворачивался ко мне — седая борода и морщинистое лицо слишком явно говорили о его возрасте.

Не видя из ущелья окрестностей, я не мог ориентираваться и не знал, как далеко мы углубились в горы. Ущелье совсем обмелело, превратилось в ложбинку. Тут мы пересекли его и снова оказались на открытом месте Мамед-ага повел меня к большому обломку скалы, не весть когда скатившемуся с гор. Место было некрутое, и вроде бы падать ему было неоткуда. Здесь мы и устрой ли засаду. Сели спиной к камню, совсем на виду. Я спросил Мамеда-агу, не лучше ли спрятаться в ущелье, но он не посоветовал:

— Когда архар придет, а ты голову покажешь, он сразу пугается.

— А сюда он не смотрит?

— Сюда нет.

— Почему знаешь?

— Так! Знаю! Еще отец мой знал, здесь архаров ждал.

Первая группа подошла лишь через час. Совсем неподалеку от нас архары перебегали ложбину, уходили вверх по склону на отдых. Место перехода ничем не отличалось от многих других. Только охотничий опыт мог помочь его отыскать.

Курбан вполне освоил, что нужно анатомам. Боря мог руководить работой. Меня ждал Бадхыз, сказочная для зоолога страна. Какой исследователь копытных не мечтает о Бадхызе, тем более весеннем, когда его холмы зелены, расцвечены тюльпанами; Бадхызе, где архары не дают тебе прохода, топают, свистят на того, кто вторгся в заповедный простор; Бадхызе, где степь плывет перед глазами, от того, что стада куланов и джейранов убегают от машины вдаль?

Едущие в Бадхыз сходят с поезда в Моргуновке, не доезжая один перегон до Кушки. Мы проспали и, когда проводница догадалась нас разбудить, выскочили из вагона кое-как одетые, держа в охапку рюкзаки. Это было пятого марта, когда даже в Россию приходит весна. А здесь кругом лежал снег.

Ушел поезд. Не было ни вокзала, ни хотя бы будки, чтобы досидеть до утра. Сначала примостились на рюкзаках, потом достали спальные мешки. Рассвет застал нас спящими на снегу.

Мой «отряд» на этот раз состоял из друга Вити Меркулова, пожелавшего провести свой отпуск в экспедиции, и Вали, моей жены, сотрудника на общественных началах.

Чуть свет я отправился в поселок заповедника, разбудил заместителя директора по научной работе Юрия Горелова, попросил помочь. Все мы, зоологи, знаем друг друга если не лично, то по работам, понаслышке. Стоило мне назвать себя, как Горелов сказал: «Все ясно», — и протянул руку.

В восемь утра его жена уже поила нас чаем, в десять мы погрузили снаряжение в машину, поздним вечером подъезжали к кордону Акарчешме, где предстояло жить и работать. Позади остались непростая переправа через реку Кушку, кордон Кызылжар с его знаменитым оврагом, где на устроенный людьми водопой приходят сотни куланов и джейранов.

Из всего, чем славен Бадхыз, меня влекли лишь архары. Лучшее для них урочище — Акарчешме — было для нас и самым притягательным местом. Впрочем, Валя еще мечтала о солнце и тюльпанах («ведь ты обещал!»).

Горелов проводил нас до Акарчешме, в первый раз провел по окрестностям. Сразу от кордона мы поднялись круто вверх на хребет, прошли два километра, пока с взлобья не открылся просторный вид на долину, густо иссеченную оврагами. Здесь Горелов предложил нам сесть и победно повел рукой окрест. Как видно, он не впервые проделывал этот номер и заранее знал, что удивит. В километре от нас на поляне, зажатой между двух оврагов, частью лежали, частью лениво паслись около трехсот архаров.

Горелов стоял над нами и оттого казался еще более широкоплечим и сильным, чем был. Его счастливое лицо, решительное, загорелое, сверкающее улыбкой могло бы служить моделью для портрета зоолога. Пусть часть зубов уже светила стальным блеском, а в огромных голубых глазах была пронзительность фанатизма, без этих реальных черт нельзя бы представить человека, больше двух десятков лет сражавшегося за природу Бадхыза [8]. Горелов держал в руках карабин, и невольно вспоминалось, как дотрагивался он до вмятин на окованном прикладе, когда рассказывал о былых схватках с браконьерами. Юрий Горелов — живая легенда Бадхыза.

Радушный хозяин звал нас вперед, хотел показать другие заветные уголки, и моим любознательным спутникам совсем не по душе было остаться здесь, на продутом ветрами взлобье, где одни архары да зоологи чувствовали себя хорошо. Но пробил мой час. Зачем путешествовать, зачем бороться, если не наступит, наконец, этот тихий час работы? Витя занялся костром, Валя села рядом со мной с записной книжкой, а я наладил подзорную трубу. Горелову пришлось распрощаться. Его звали свои дела, свои дороги.

Прежде всего мы пересчитали архаров. Они лежали несколькими группами, и трудно было определить, случайны ли эти скопления. Обращало внимание, что они лежали головами в разные стороны, так что невозможно было бы подойти к ним, оставаясь незамеченным. К тому же десятая часть животных паслась. На смену тем, кто лег, вставали другие. Воочию можно было убедиться, что не было животных, постоянно выполнявших роль сторожей.

Примерно в три часа дня Валя забастовала и заявила, что уходит варить «кашку». Мы и впрямь были голодны.

Чай с сухариками помогал лишь согреться. Я попросил товарищей еще немного подождать. Хотелось дождаться, когда архары встанут все, наступит время вечерней кормежки.

Все, что можно было сделать, мы уже закончили. Ожидание становилось тягостным, и, чтобы помощники не томились, не мерзли понапрасну, я отправил их побродить окрест, авось наткнутся на что-нибудь интересное.

Около пяти архары зашевелились, начали вставать. Те, что лежали в глубине скопления, выходили ближе к краю, начинали пастись. Вскоре оживление усилилось, и в центре образовалось пятно, свободное от животных. Пасущиеся архары образовали кольцо. На моих глазах кольцо стало шириться, архары расходились в разные стороны. Потом они повернулись головами к ветру. Вмиг стадо приобрело форму подковы, концы ее стремительно растягивались в стороны, тогда как центр уходил все дальше на ветер. Передо мной была уже дуга метров пятьсот длиной. Архары расходились все дальше, дуга стала рваться на части. Отдельные группы в своем движении оказались над обрывами. Пути вперед не было, группа собиралась воедино, и тотчас картина, только что увиденная мной в большом стаде, повторялась. Кольцо, подкова, дуга — формы стада закономерно сменяли друг друга, причем происходило это очень быстро, в считанные минуты. Несмотря на голод, животные не терпели тесноты, стремились вперед к ветру, если находились в центре дуги, или в стороны, до тех пор пока не оказывались в двух-трех метрах друг от друга. Те, что отстали, образовывали вторую дугу, метрах в пятидесяти позади первой (рис. 5).