Луи Буссенар - Охота для всех

Образ действий этих бандитов давно всем известен. Они обходят облюбованный и предназначенный к разграблению участок, замечают, где проходят заячьи и кроличьи тропинки, а затем преграждают путь бедным длинноухим сотнями, а то и тысячами ужасных скользящих проволочных петель. Сию процедуру они называют «просеиванием через сито».

Организованные браконьеры никогда не проводят в одном городишке или в одной деревеньке более 3–4 дней, ибо предпочитают, собрав богатый урожай, поскорее убраться с места преступления. Однако весь ужас как раз и заключается в том, что, когда бандитов, увезших невероятное количество дичи, уже и след простыл, смертоносные снаряды, расставленные по лесу там и сям, продолжают вершить свое черное дело. Разумеется, всякому понятно, что мерзавцы, которые прислушиваются к каждому шороху, ибо все же весьма опасаются встречи с полицейскими, очень торопятся, когда вытаскивают из петель задохнувшихся зверьков, и начисто забывают о тех силках, что не сработали. К несчастью, обычно к тому времени, когда мародерам приходит срок уносить ноги, в большинстве ловушек еще пусто, а искать в густой траве тоненькие силки дело хлопотное. Поэтому браконьеры предпочитают оставить их на месте, благо латунная проволока у нас достаточно дешевая. Таким образом зайчишки и кролики рискуют не сегодня-завтра оказаться в силке. Представляете, как бывает огорчен хозяин охотничьих угодий, если он чуть не ежедневно находит десятки полуразложившихся тушек! И бедняге еще очень повезет, если в ту минуту, когда его собака попадет в металлическую петлю, кто-нибудь окажется рядом и избавит друга охотника от участи, постигшей несчастных ушастиков.

Должен сообщить вам, любезные мои читатели, что почти все наши собаки в Солони хоть по одному разу, да попадали в силки: кому латунная петля сдавила лапу, кому — любопытную морду, а кому и шею.

В последние годы наглость этих лесных разбойников настолько возросла, что они перестали бояться сельских полицейских; пожалуй, скорее теперь многие служители закона трепещут от страха при одном воспоминании об их злобных проделках. В качестве примера я мог бы привести не одно, а несколько известных мне местечек, где обычно бравые и храбрые вояки (коих запугать ой как не просто) были вынуждены в бессильной ярости наблюдать за тем, как при сохранении полного боевого порядка в своих рядах отступали вооруженные до зубов грабители, уносившие огромную добычу. Те же из блюстителей закона, кто вопреки всему пожелал исполнить свой профессиональный долг, были крепко-накрепко связаны по рукам и ногам, привязаны веревками, а то и проволокой к деревьям и брошены на произвол судьбы в лесной чаще.

Короче говоря, ничего хорошего нынешнее положение вещей землевладельцам не сулит, к тому же если владелец угодий рискует потерять только дичь, то его слуги, егеря и сельские полицейские иногда рискуют и самой жизнью.

Если в полях браконьерством грешат очень немногие местные жители, расставляя силки и балуясь стрельбой из старенького ружьишка, то леса являются излюбленным местом, где тешат свои души местные браконьеры. Да, действительно, по сравнению с тем, что творится в департаментах, где есть большие лесные массивы, браконьерство в полях можно считать невинными детскими шалостями, эдакой платонической любовью [290] См. дополнения к примечаниям. к дичи. Разумеется, я не отношу сюда департаменты, где при потворстве властей во всей полноте процветает хищнический промысел жаворонков и куропаток.

И все же подчеркну особо: в департаментах, где большие площадь заняты лесами, многие жители промышляют браконьерством и не считают это за грех. Дровосеки, ремесленники, пастухи, поденщики с ферм, сами фермеры, дорожные рабочие, путевые обходчики, арендаторы и мелкие землевладельцы с завидным упорством, доходящим до исступления, занимаются сим малопочтенным ремеслом, а власти, нимало не обеспокоенные столь массовыми правонарушениями, знай себе дремлют, сохраняя величественное спокойствие.

Для браконьеров, орудующих в лесах, все средства хороши: засады, ловушки, силки, капканы, сети, подсадные птицы и хорьки, ибо слишком уж возбуждает этих людей жажда наживы и любовь к охоте. Поверьте, все они и в самом деле страстные охотники, просто фанатики. Да, конечно, они обожают звон монеток по сто су, но их интересует не только дичь, но и сам процесс охоты.

Итак, азарт заставляет охотников пускаться во все тяжкие и идти на нарушение закона. Иначе чем еще можно объяснить, что люди весьма зажиточные, заранее запасшиеся разрешением на право ведения охоты в общественных угодьях, где дичи вполне достаточно, чтобы удовлетворить скромные запросы рядовых граждан, отправляются под покровом ночи в частные владения или на территорию заповедника?

Конечно, не только азарт, но и жажда наживы заставляет обычного, так сказать, «классического» браконьера, подлого вора и мерзкого пропойцу, отправляться рыскать по лесам в поисках зайцев и кроликов. У этих людей воровство стало второй натурой, вошло в плоть и кровь, так что надежному заработку за ежедневный честный труд они предпочитают несколько монет, вырученных за украденных из чужих владений зверьков.

Если бы не азарт, шли ли бы и первые и вторые на риск, что их застигнут на месте преступления, что наложат штраф, а то и посадят в тюрьму? Стали бы они стойко сносить все испытания, коим подвергает их природа: адский холод по ночам, ледяной туман по утрам, что вызывает лихорадку, ливневые дожди, когда можно вымокнуть до нитки, снег, в котором едва не по колено вязнут ноги? А ведь иногда и браконьеры возвращаются домой с пустыми руками… Нет, господа, поверьте, ими движет всепоглощающая страсть к охоте!

Нам, честным охотникам, подобные сильные чувства, пожалуй, неведомы, или, вернее, мы признаем их право на существование только в том случае, если их можно удовлетворить при помощи ружья, но никак не силков и сетей. Однако страсть не перестает быть всепоглощающей, даже если она незаконна…

Все это прекрасно известно и полицейским. Служители закона обычно знают наперечет всех браконьеров в городишке или деревушке, и для них вовсе не является секретом то, что самыми отъявленными и закоренелыми злоумышленниками бывают не наиболее ловкие типы и не наиболее задавленные нуждой бедняги, а наиболее страстные охотники, коих буквально сжигает изнутри жажда не столько денег, но именно — добычи.

Я знавал одного несчастного башмачника, который после заседания суда, когда его приговорили к уплате довольно значительного штрафа и вдобавок к двухнедельному тюремному заключению за неоднократные нарушения охотничьего законодательства, дал себе страшную клятву: никогда более не впадать в грех. Я присутствовал на самом судебном заседании и слышал собственными ушами, как бедняга клялся и божился в том, что никогда не сойдет со стези добродетели. Надо сказать, что погода в тот день была просто отвратительная, и я предложил новообращенному честному человеку занять место в моем экипаже, пообещав доставить его домой, в деревню.