Павел Мариковский - Два лика пустыни

Вспоминается, что у ос-аммофил бывает сильно развито воровство. Иногда воровка-оса из-под самого носа товарки утаскивает парализованную добычу и, отбежав с нею на порядочное расстояние, распоряжается по-своему. Вдруг появится такая воровка? Тогда все будет напрасно, зря будут отложены яички на гусеницу, упадут они с нее на землю. Да мало ли что еще может произойти! Гусеницу могут утащить муравьи или птицы. И такое бывает. И сама оса не застрахована от гибели. Нет, уж надежнее всего продолжать караулить здесь, возле норки.

Оса закончила обследование, успокоилась, не нашла ничего подозрительного. Поднесла гусеницу к самой норке, забралась в нее, высунула оттуда голову, схватила добычу и исчезла с нею в глубине.

Проходит десяток минут. Сейчас, наверное, оса отложила на гусеницу яичко. Вот она выскочила наверх, обежала вокруг приготовленного для детки убежища.

А муха? Что с нею, почему она зевает, глупая преследовательница! Сейчас все закончится и норка будет зарыта. Или, быть может, она раньше отложила яички, а я прозевал, не заметил?

Нет, мушка неспроста выжидала. Ловкая и быстрая, будто отлично представляя все действия осы наперед, она улучила короткий момент, соскочила на землю, села на самый край норки, спружинила тельце, выбросила из брюшка крошечную белую кучку и опять села на свой наблюдательный пост. В лупу я успеваю заметить, что белая кучка — штук двенадцать очень маленьких личинок.

Мои нервы напряжены до крайности. Чтобы иметь дело с такими энергичными и торопливыми насекомыми, с такой быстро разворачивающейся историей, и самому надо быть предельно расторопным и настороженным. В величайшей спешке я едва успеваю взглянуть через лупу на происходящее, вовремя наставить фотоаппарат на действующих лиц и, хотя неудачно, опять пытаюсь изловить коварную мушку.

Дальше же происходит неожиданное. Оса, прежде чем засыпать норку, ударом ноги сбрасывает в норку вместе с небольшой порцией земли и кучку личинок своего врага и опять, совершив круг осмотра, пятясь и молниеносно мелькая ногами, забрасывает свое сооружение землей.

Вскоре ничего не остается от норки. Детка устроена, дела все сделаны. Оса даже не уделила времени на традиционную чистку своего костюма, взмыла в воздух, направилась к сиреневым зарослям шалфея. В последнее мгновение я успеваю заметить, как за нею, пристроившись сзади, мелькнула и коварная серая мушка.

Неужели она, такая ловкая, будет и дальше преследовать аммофилу, вместе с нею летать по цветам, лакомиться нектаром, восстанавливать свои силы, следовать за охотницей, когда та будет разыскивать свою очередную добычу, ночевать рядом с нею где-нибудь на травинке, пережидать непогоду, до самого конца жизни ловко и безошибочно подбрасывать свои яички. Интересно бы все это узнать!

Много бы я отдал за то, чтобы мушка сидела у меня в морилке. Наблюдение, не подтвержденное определением насекомого, теряет ценность. Что делать? Надо искать! И я ползаю по камням, разглядываю и ловлю мух, похожих на мою знакомую. У всех моих спутников дела закончены, и пора продолжать рейс. Желая помочь, они тоже ловят мух, и каждую минуту ко мне тянутся пробирки с заключенными в них пленницами. Но среди них — ни одной коварной охотницы.

Но неожиданно я вижу на камне сразу трех мушек, красноглазых в черных крапинках на брюшке и с длинными крепкими щетинками. Ну, теперь бы не промахнуться! Резкий взмах — и в сачке бьется одна неудачница, потом другая.

Наконец-то! Теперь можно продолжать путь дальше.

Джусандала — полынная пустыня, весной напоена запахом серой полыни, терпким и приятным. Низкорослая, голубовато-серая, она покрывает всю землю, лишь иногда уступая место другим растениям. Кое-где вспыхивают красные маки.

Бесконечные холмы пустыни будто застывшие морские волны. В чистом небе повисли редкие белые облачка, от них по холмам скользят синие тени. Иногда на горизонте появляется облачко пыли, доносится глухой топот и с холма на холм проносится табун лошадей. Кое-где покажется светлое пятно отары овец и исчезнет. Далеко мелькнет темная фигура одинокого всадника.

В одном месте близ пресных ключей особенно много скота, и из-за этого тяжела езда на мотоцикле.

Плохая дорога?

Нет, дороги хорошие, гладкие, вьются по сухой и твердой почве пустыни, открывая за горизонтом заманчивые дали. Мешают езде жуки. Самые обычные в этой пустыне, где пасутся домашние животные, — жуки-навозники, черные с рыжеватыми надкрыльями. От их упругих крыльев звенит воздух. Жуков очень много, почти ежеминутно они ударяются о металл мотоцикла.

Но иногда происходит более досадное для меня столкновение — жук налетает на меня. И тогда от боли хватаешься за ушибленное место на лице, на котором появляется красное пятнышко, быстро переходящее в синеватый бугорок. Жук, отброшенный в сторону, лежит на краю дороги и едва шевелит ногами.

Со страхом думаешь: где предстоит следующее пересечение путей человека и насекомого и какая часть лица украсится очередным синяком. Хороша перспектива быть избитым жуками! Уж не лучше ли остановиться и подождать до вечера?

По полыни ползают голубовато-зеленые жуки-слоники, всюду снуют муравьи. На красных маках повисли грузные жуки-нарывники, а на одиноком кустике терескена застыла в позе ожидания крупная муха-ктырь. Внешность ее характерна: мощная грудь, тонкое поджарое брюшко, стройные крылья и острые, как клюв, ротовые придатки. Черные выпуклые глаза зорко следят за окружающим, голова поворачивается во все стороны. Грубые, жесткие щетинки, покрывающие тело, придают ктырю грозный и воинственный вид.

Вот мимо пролетает толстая черная муха. Стремительный взлет, молниеносный удар сверху вниз, по-соколиному, — и оглушенная муха уже в длинных цепких ногах ктыря, преспокойно усевшегося для трапезы на тот же кустик терескена.

После обильных дождей и тепла в пустыне царит необычное оживление. Ползают грузные черепахи. Почуяв опасность, спешит укрыться в ближайшую нору степная гадюка. От норы к норе торопливо перебегают суслики, высоко в небе их высматривает степной орел.

Через полчаса муха высосана и бесформенным комочком падает под кустик. Потирая лапки, ктырь тщательно чистит свое стройное мускулистое тело, покрытое жесткими волосками. Вся его поза теперь будто выражает удовольствие и успокоение, но глаза по-прежнему следят за всем, и голова поворачивается то в одну, то в другую сторону. Еще несколько минут покоя, и ктырь срывается с кустика… Раздался легкий щелчок — ктырь ударил грудью в бронированное тело пролетавшего мимо жука-навозника. Жук упал на землю, а ктырь вновь уселся на свой наблюдательный пост. Зачем ему грязный и черствый жук!