Наталья Крудова - Сиамская овчарка

Дублёр, если смотреть на него со спины, должен быть копией актёра. А я мечтала заменять в съёмке актрису, известную своей красотой всему миру. Между нами была такая же разница, как между крысёнком и белкой.

— Надень парик-то, — напомнила мне гримёрша.

— Не стоит, — отказалась я и вышла за дверь.

Я шла по коридору, и проклятая акустика доносила до меня разговор в гримёрной:

— Девчонка — не ахти…

— Жалко!

— И зачем берут таких?

— Всё равно выгонят.

В проходной вахтёр за столом накручивал на вилку кислую капусту из банки.

— Сала хошь? — предложил он мне.

— Нет, спасибо.

— Чего-то ты, девка, убитая сегодня. Может, звери обидели?

— Нет.

И вдруг неожиданно для себя сказала:

— Некрасивая я очень, дядя Саша.

Вахтёр оглядел меня и серьёзно сказал:

— Девка как девка, чего ты себе голову морочишь? Тощая, правда, так это поправимо.

Капуста, сало, чай из алюминиевой кружки и доброта вахтёра вернули мне хорошее настроение. И тогда дядя Саша сказал:

— Твой начальник приехавши, искал тебя.

— Что ж вы молчали? — обиделась я.

— Ты расстроенная была, я и подумал: «Работа опасная, нельзя ей такой к зверям идти».

У зверинца стоял перевозной ящик с маленькой решёткой на боку и были люди. Грузную фигуру со сцепленными руками на животе я узнала сразу. Он давно был на пенсии, но продолжал работать. Заболевшие звери, даже дикие, его не трогали. Хищники съедали лекарство, умело запрятанное врачом в мясо. А трясущаяся в лихорадке обезьяна, хоть и кривилась, но послушно, следуя уговорам Михаила Александровича, съедала банан, начинённый хиной.

Рядом с Михаилом Александровичем, слушая что-то, кивал головой худенький, пожилой техник по безопасности из цирка. Директор картины сидел на ящике и выбивал по доскам руками и ногами дробную мелодию.

— Тигрице страшно, не стучите! — издали вместо приветствия крикнула я.

Из зверинца, усиленный эхом, раздался голос Константина Ивановича:

— Ну и работничков набрал, ни одного нет.

— Идёт работничек! Издали приказывает: «Тигра в ящике не пугай». А тигр давно в клетке. Помоги тоннель шефу разобрать, «работничек».

Тигрица крадучись ходила по клетке в поисках укрытия. Прижималась к прутьям боком, поминутно оглядываясь, не тронет ли её кто сзади. Но в большой круглой клетке спрятаться ей было негде.

— Дикая? — спросила я у Константина Ивановича.

— Недавно с воли. — И, восхищённо глядя на зверя, сказал: — Красавица!

— А как же входить к ней? — спросила я.

— Пусть сначала обживётся, к помещению привыкнет, к соседям. А там увидишь, как это делается. Сначала раскладушку возле её клетки поставишь и спать и читать около неё будешь… Эта тигрица среди зверей главной актрисой будет.

Я думала, Константин Иванович шутит, но он говорил серьёзно.

— …И кормить сама будешь. Потом я войду к ней, потом вместе войдём, потом ты одна. Героиня фильма женщина, и мне надо, чтобы звери больше любили женщину. Для этого и нужно тебе к ним — с лаской, а мне — строгостью.

Ветврач глядел на тигрицу, как на ценную картину, и шептал:

— Божественна! Совершенна!

— Все они одинаковы. Рыжие в полосочку, — не понимая общего восторга, сказал директор.

Казалось, тигрица наслаждается своими движениями. Не доходя до прутьев клетки, загодя, легко, словно не клетка помеха её прогулке, а ей так хочется, она уходила в обратную сторону. Живот подтянутый, и на шее кожа прилегает, а не висит, как это часто бывает у тигров. Вот она остановилась и небрежно, словно избалованная лаской кошка, потёрлась ушами о спину.

— Не выпрыгнет? — спросил врач.

— Что вы! — успокоил техник безопасности. — Здесь высота метров семь!

— Куда ей! — подтвердил Константин Иванович. — Вот если бы пантера… Да, Рита, я велел сетку на верх натянуть. На днях пантеры прибудут, те точно перепрыгнут.

Тигрица вышла на середину клетки, словно потягиваясь, вытянула шею вверх, оглядывая потолок. Казалось, что нарочно демонстрирует нам своё изящество.

Мы сели на скамейку, любуясь издали зверем. Справа от нас, в клетке, неуклюже расставив лапы, громко лакал воду Маис.

«Хоть бы воды попила», — подумала я про тигрицу.

— Лётчики поспорили, сколько она весит, — рассказывал Константин Иванович. — Один говорит: «Килограммов сто или восемьдесят». Тигрица ладная, изящная, вот и кажется всем лёгкой. А я и говорю: «Двести тридцать не хотите?» Пришлось документы показать на неё, где вес указан, а то не верили.

Тигрица опять вышла на середину клетки, присела, как показалось всем, на секунду и тут же взлетела вверх на загнутые крючками зубцы клетки. Пока тигрица балансировала, покачиваясь наверху, будто решая — перепрыгнуть или не стоит, мы, как болельщики на стадионе, следящие за любимым спортсменом, медленно, но дружно качали головами из стороны в сторону, в зависимости от того, куда перетягивалось тело зверя, наружу или внутрь клетки.

— Её Амбра зовут, — доверительно прошептал Константин Иванович.

Словно найдя поддержку в своём имени, Амбра наконец решилась и спрыгнула на пол неподалёку от нас. Она тяжело дышала, однако, как мне показалось, оглядывала нас строго.

— Всем оставаться на местах, — спокойно и торжественно приказал Константин Иванович.

Амбра, не слушаясь команды, с ворчаньем разбрасывая ящики и вилы, направилась к клетке Маиса, но по дороге, передумав, затаилась за кучей сваленных недалеко от стенки мётел.

Я осталась на месте. Просто при всём желании не могла пошевелиться — ноги не сгибались и стали чужими.

Амбра изредка порыкивала, и мне тогда было понятно, что она находится далеко от меня, на старом месте, и от этого было не так страшно. Хуже было, когда она молчала, казалось, что она везде: и сзади, и спереди, и в углах, и над головой на верхушке клетки.

Константин Иванович нежно массировал себе пальцами переносицу и стыдливо, как в гостях, оглядывал помещение.

— Спокойно, без паники, не шевелитесь, — опять приказал Константин Иванович.

Сказал он вовремя. За секунду до его слов я уже подумывала, куда бы убежать, чтоб спрятаться. Неожиданно прошёл страх. Впервые я почувствовала силу товарищества. Рядом со мной стоял защитник, спаситель, дрессировщик. Мне стало спокойно — ведь меня защитят. Почему-то вспомнилась ворона с воронёнком. Она бы, наверное, погибла, защищая воронёнка.

Константин Иванович стоял чуть поодаль от меня, заложив руки за спину кожаной куртки, и покачивался туловищем с носков на пятки. Он ссутулился и казался сильно усталым.

— Вы скажите, что нужно делать? — попросила я.