Джон Куллини - Леса моря. Жизнь и смерть на континентальном шельфе

Накануне выхода в море Эр Джи вкратце познакомил нас с планом рейса. Вначале мы отправимся на юг к точке на границе континентального шельфа, лежащей прямо на восток от Чарлстона в Южной Каролине и напротив северного выступа плато Блейк. Затем мы, держа курс па северо-восток, пройдем зигзагами над центральным и внешним участками шельфа и поднимемся немного севернее мыса Гаттерас. Большинство станций (запланированные для взятия образцов и фотографирования дна остановки) мы сделаем на зигзагообразном отрезке пути. На борту кроме биологов идут еще и геологи. Они собираются взять разные пробы донных отложений, начиная от тонкого песка и кончая ракушковой галькой, а также образцы остатков затонувших рифов. Наконец, в зависимости от времени, мы проведем одно или два испытания снаряжения на континентальном склоне или подъеме в районе Гаттераса, а затем вернемся в порт.

Между тем бархатистая темнота опустилась на поверхность моря. Только слабый отблеск заката оставался на небе. Судно плавно скользило по легчайшей зыби. Земля давно уже скрылась из глаз. Ночь была нежная; все вокруг было словно окутано мягкой тканью, сотканной из воздуха и воды, и эту иллюзию нарушали лишь волны, разбегавшиеся от носа корабля. Смутно белеющие барашки волн рассыпались перед нашим судном, но, разрезая волну, оно, казалось, не оставляло за собой следов. Ночь и океан быстро воссоединялись вновь за нашей кормой.

Неожиданно машины встали. Одновременно зажглись огни на носовой палубе, и мои ночные размышления прервались. На какое-то мгновение я почувствовал боль в глазах, ослепленных внезапной вспышкой света. И сразу мой контакт с ночью исчез: она отступила перед сиянием огней, охватившим корабль. Наступало время для науки; мы прибыли на первую станцию.

Появился Эр Джи. Вдвоем с техником он нес свою новую камеру. Поставив эту тяжелую штуку на палубу, они прислонили ее к лееру и начали прикреплять к ней трос. Минуту спустя я уже помогал удерживать камеру на слегка качающейся палубе судна. В это время Эр Джи извлек из своего комбинезона отвертку, что-то напоследок отрегулировал и дал знак рукой машинисту у лебедки. Все устройство стало медленно опускаться, поддерживаемое у леера сильными руками. Темная вода сомкнулась над ярко-желтой конструкцией, похожей на вертикально стоящую лестницу, к которой, одна за другой, были прикреплены сама камера, мощная электронная лампа-вспышка и приспособление, называемое «пинджер». Оно посылает к поверхности звуковые импульсы, помогающие контролировать вертикальное положение троса, когда конструкция опущена на большую глубину. Все эти три части рабочего оборудования были заключены в цилиндрические кожухи, способные вынести высокое давление. Сооружение в целом имело около шести футов в высоту и двух в ширину. Наблюдатели, стоящие у леера, могли видеть, как этот мерцающий предмет отражал судовые огни с большой глубины. «Здесь не менее 40 футов», — сказал кто-то. Затвор камеры и лампа-вспышка управлялись торпедообразным грузом, прикрепленным к кожуху шестифутовым линем. Когда груз прикасался ко дну, уменьшение натяжения линя приводило в действие механизм фотосъемки. Камера была сфокусирована на восемь футов с небольшим наклоном, что давало возможность избежать попадания в объектив теней от кожуха и груза спускового механизма. Установленная таким способом камера могла зафиксировать на каждом кадре около 40 квадратных футов морского дна.

Вместе с остальными я двигался вдоль леера к середине судна, под верхнюю палубу, куда не достигал яркий свет с носовой палубы и кормы. Машинист лебедки замедлял теперь скорость спуска камеры, так как она уже почти достигла дна. На палубе, как раз над нами, Эр Джи следил за длиной опускаемого троса, произнося нараспев цифры, обозначавшие расстояние между камерой и дном. Так отсчитывают время перед стартом управляемого снаряда. Я представил себе, как он пытался в одно и то же время наблюдать за своим тросом и за темным участком воды внизу. Как по сигналу, почти в ту же секунд)', когда он кончил считать, на воде вспыхнул короткий, как биение пульса, огонек. Было что-то магическое в том, что мы увидели вспышку света, дошедшую до нас со дна через всю эту толщу темной воды. Эр Джи стоял, наклонившись над леером, и его лицо сияло характерной для него улыбкой. Машинист лебедки намотал на барабан четыре или пять метров троса и снова стал медленно разматывать его для следующего снимка.

Я попытался представить себе, что происходит под нами на глубине 50 метров, где ведущие ночной образ жизни рыбы, крабы, кальмары и другие животные рыскали по песку, до предела обострив все свои органы чувств, чтобы не пропустить добычу и самим не стать чьей-то жертвой. Как они реагировали на присутствие неуклюжего предмета в ночной воде? Вспышка, должно быть, произвела ошеломляющее впечатление на оказавшихся вблизи животных, чья нервная система адаптирована к темноте. Даже у находившихся в десятках метров от этого места существ внезапные бесшумные сверкания, вероятно, вызвали испуг. Интересно, какова была бы реакция наземных существ — птиц, млекопитающих, насекомых, — если бы подобный предмет, только, может быть больших размеров, в какой-нибудь день или ночь стал медленно спускаться к ним сквозь облака, вспыхивая прерывистым солнечным светом? Испуг? Вполне возможно, что некоторые проявили бы любопытство, даже поддались бы искушению сопровождать его, и в связи с этим мне очень хотелось бы знать, нашлась ли какая-нибудь рыба или кальмар, которые следовали за нашей камерой. Конечно, идя по ее следу, они могли воспользоваться благоприятным моментом, чтобы подбирать легкую добычу — червей и креветок, у которых из-за сильных вспышек света были временно утрачены или замедлены их нормальные защитные реакции.

Камера должна была оставаться под водой почти два часа, так как в кассете было семьдесят кадров. Еще какое-то время я смотрел, как маленькие рачки или случайная рыба метались в освещенном пространстве около судна. Но вдруг я почувствовал усталость и, поскольку ничего особенно увлекательного больше не предвиделось, решил лечь спать и хорошо выспаться перед тем, как заступить па свою раннюю вахту.

Кто-то тряс меня за плечо, и я увидел, что в открытую дверь моей каюты льется яркий свет. Я еще не пришел в себя после сна и не сразу сообразил, где я нахожусь. Затем я что-то пробормотал и в ответ услышал: «Ваша вахта». Человек ушел и, спасибо ему, закрыл дверь. Мой товарищ по каюте на верхней койке даже не пошевельнулся. Он заступал на вахту в восемь.

Пол в каюте немного покачивался, и в темноте это как-то сбивало с толку. Я зажег маленькую лампочку для чтения у моей койки и достал одежду из шкафчика рядом с крохотным умывальником. Прислонившись к стене, я натянул брюки. В каюте и так было не повернуться, представляю, каково было бы одеваться здесь при хорошем волнении.