Джон Куллини - Леса моря. Жизнь и смерть на континентальном шельфе

Камера, по-видимому, доставляла Эр Джи массу неприятностей. Вид у него был весьма неприветливый, и никто не рисковал заговаривать с ним. Дело в том, что во время первых испытаний, проведенных накануне, внутри камеры была обнаружена незначительная влажность — не течь, а всего лишь водяные пары, попавшие внутрь кокуха или самой камеры еще до того, как все оборудование было спущено в воду. После погружения камеры линзы запотели, и все снимки были испорчены. Эр Джи и его техник разобрали камеру на части, которые сейчас пребывали в сушильной печи при низкой температуре. Как только они высохнут, камера снова будет собрана и опробована.

Судно теперь продвигалось в северном направлении вдоль внешней части шельфа. Стоя на верхней палубе по правому борту, я, вероятно, видел вдаль не меньше чем на 18 миль, такой это был синий-пресиний, ясный, теплый осенний день. Мой наблюдательный пост находился где-то около правого «берега» Гольфстрима, и я внимательно вглядывался в этот спокойно текущий мир с помощью хорошего бинокля.

На карте Гольфстрим изображен как прямой поток тропической морской воды, плавно изгибающийся при переходе в Северную Атлантику. Но в районе, примыкающем к юго-восточной части Соединенных Штатов, Гольфстрим начинает часто менять свой курс; иногда такие повороты превращаются в почти замкнутые петли. Вода при этом движется но замкнутому кругу и возвращается к отправной точке. Здесь, после слияния отходящего и возвращающегося потоков, главное течение снова устремляется вперед. Участок, окруженный узким потоком воды Гольфстрима, становится своеобразным прудом в открытом море, населенным своей флорой и фауной. В поперечнике такие „пруды" могут достигать 200 километров.

Петли получили название колец Гольфстрима, и внешне они похожи на старицы, которые разбросаны вдоль сумрачных рек прибрежных равнин юга Соединенных Штатов. Однако в отличие от этих особенностей рельефа суши, сформировавшихся в результате многовекового процесса эрозии, сменившегося длительным процессом старения, кольца Гольфстрима образуются в течение всего лишь нескольких дней или недель. Через год с небольшим они постепенно исчезают. Только населявшие их рыбы и другие существа остаются в качестве иммигрантов в новой пелагической среде.

В связи с тем, что Гольфстрим отделяет Саргассово море от вод континентального склона, кольца, образующиеся по обе стороны течения, имеют различные свойства. Кольцо, расположенное со стороны берега заключает в себе часть Саргассова моря, то есть имеет теплую сердцевину. На противоположной стороне Гольфстрима воды континентального склона вторгаются в карман петли, и это кольцо, заключающее в себе холодную воду, вливается в Саргассово море.

С точки зрения биологов, кольца являются районами экологической конфронтации между различными пелагическими сообществами. Внезапное вторжение чужеродной воды, по количеству равной водной массе Великих озер, с ее специфической жизнью, в зоны, расположенные по одну или другую сторону Гольфстрима, создает предпосылки для эволюционных изменений в результате конкуренции, хищничества, гибридизации и других взаимодействий. Для сравнения (хотя и грубого) представьте себе кусок Африканской саванны шириной в сотню километров, перенесенный в Небраску. Многие животные, оказавшись в новых для них условиях, погибли бы в течение короткого времени, хотя не исключено, что могли бы возникнуть какие-нибудь удивительные приспособления. Наиболее удачливыми колонизаторами обычно бывают менее заметные представители фауны, в своем большинстве не имеющие яркой окраски, не придерживающиеся специальной диеты, не обладающие узко специализированными физиологическими особенностями или устойчивой манерой поведения. Особенно хорошо переносят новую обстановку некоторые микроорганизмы, и они могут оказать на окружающую среду вначале незаметное, а затем все усиливающееся влияние путем поглощения и экскреции биологически активных веществ.

Примерно в 15 километрах от правого борта нашего судна, как раз в русле Гольфстрима, на освещенной солнцем воде маячил увеличенный биноклем, как бацилла под стеклом микроскопа, длинный, глыбообразный нефтяной танкер. Танкер тоже шел на север, пользуясь поддержкой течения, скорость которого составляла 4 узла.

Вид танкера навел меня на мысль о потенциальном развитии нефтепромысла в этом районе. Я представил себе дно под нами на кромке шельфа, зияющий край океана, все дальше спускающийся в море. Под танкером было в два раза глубже, чем под нами. Несколькими километрами дальше континентальный склон внезапно прерывается. Дно выравнивается и, продолжаясь в южном направлении, сливается с огромным, удивительным плато Блейк. Отрезанные от континента и лежащие под толщей воды, в три-четыре раза превышающей глубину континентального шельфа, отложения этой сумеречной пустыни площадью 80 тысяч квадратных километров, по мнению Геологической службы США, богаты нефтью. Маловероятно, чтобы на плато Блейк начались изыскания до того, как будут разработаны нефтяные залежи на самом шельфе. Я попытался представить себе сюрреалистический вид леса буровых вышек па отдаленном горизонте. Если глубинные породы плато Блейк действительно содержат в себе большие- количества нефти и газа, оно, вероятно, будет одним из последних резервов США. Я бы очень хотел знать, будем ли мы в конце концов экономно использовать наши драгоценные ресурсы, как это подсказывает благоразумие. Быть может, созданный моим воображением лес платформ, который вырастет здесь через двадцать или тридцать лет, вместе с эскадрой супертанкеров, обслуживающих по-прежнему бешено развивающуюся национальную экономику, не материализуется. И очень может быть, что перед лицом будущего без нефти нашими последними запасами распорядятся более обдуманно, чем когда-либо.

Обед сегодня вызвал у всех восторг — жареная королевская макрель — кавалла. Это была большая, весом в 40 фунтов, рыба, пойманная одним из членов команды. После обеда я помог сделать кой-какие химические анализы в лаборатории, а потом повертелся немного среди играющих в карты и читающих в салоне для ученых. Это претенциозное название относилось к помещению семь на десять футов, со столом и длинной скамьей у одной стены и книжным шкафом с небольшим количеством детективных романов у другой.

Был тихий вечер. Следующая станция была запланирована после полуночи. Мне быстро надоело смотреть, как играют в покер, спать тоже не хотелось, и я вышел на палубу.

Ночи, проведенные на море на борту небольшого судна, могут вызвать у человека первобытные чувства, всколыхнуть в сознании самые глубокие пласты, которые лежат значительно глубже, чем наша повседневная память. При соответствующем настроении в нас просыпаются затаенные образы того далекого прошлого, когда молодая жизнь еще только набирала силу; ум мысленно переносится назад, к безграничному пространству, где царил порядок и где воздух, вода и жизнь не были замараны грязью. Может быть, появлению этих чувств способствует недостаточное разнообразие раздражителей — реакция на однообразие жизни в ограниченном пространстве, когда день и ночь видишь одни и те же лица и слышишь жужжание машин, лишь иногда ненадолго смолкающее. Суматошная круглосуточная работа на борту также, по-видимому, играет здесь свою роль.