Берндт Хайнрих - Зима: Секреты выживания растений и животных в самое суровое время года

Постройка гнезда требует сил, и белки утруждают себя этим не всегда, как я выяснил с небольшой помощью четверых друзей [20]. Зимой 2000 года в ельниках Мэна, где обитают красные белки, повсюду, куда ни глянь, были свежие следы их присутствия. При этом гнезд их мы видели мало. Я задумался, не могут ли зимние гнезда красной белки находиться под землей (как сообщают и в литературе), потому что много раз видел следы этого животного, ведущие к подземным норам. Я нашел множество ходов, которые шли под корни большого гнилого соснового пня, и подумал, что если где-то есть гнездо красной белки, то оно должно быть здесь. Будет ли оно теплоизолировано хуже, чем у летяги или каролинской белки?

Ястребы строят гнезда из различных материалов, но не используют листья, в отличие от каролинской белки (на рисунке)

Биология без непосредственного наблюдения – пустой звук, так что мы впятером вооружились лопатками, кирками, топориками, пилами и электронным термометром и, хорошенько позавтракав, отправились к пню в еловой роще возле того места в Олдер-Стриме, где я обычно купаюсь. В последние сутки тремя идущими под пень норовыми отверстиями кто-то пользовался. На пне кучками лежали недавно погрызенные чешуйки шишек красной ели. Все это выглядело очень многообещающе.

Мы начали копать 21 декабря 2000 года в 8 утра при бодрящих –14 °C. Мы продвигались вдоль ходов сквозь губчатый перегной и мягкую гнилую древесину, и через каких-то пять минут стало ясно, что идем в верном направлении, потому что из одного из трех лазов выскочила красная белка. Мы копали с разных краев пня вглубь и вперед, вытаскивая огромные глыбы замерзшего гумуса, который панцирем покрывал почти сухую почву внизу. Затем мы прокопали почву под пнем до самой твердой породы. Где-то через полчаса (когда мои друзья начали выражать первые признаки сомнений) к нам пулей вылетела еще одна красная белка. Мы заработали с новой силой и за следующие полтора часа полностью перерыли полтора квадратных метра вокруг пня и под ним.

Мы не нашли ни запасов пищи, ни каких-либо признаков гнезда. Считается, что отрицательных результатов недостаточно, чтобы делать выводы, и о них не принято сообщать в печати. И все же мы так тщательно все перекопали, что отрицательный результат отчетливо ощущался как положительный: никаких гнезд. Утром следов вокруг пня не было, следовательно, две белки провели ночь в системе тоннелей под ним, в теплом на ощупь губчатом гумусе (теплым он ощущался в первую очередь, потому что был сухим, измерения показали –0,02 °C). Возможно, несколько сухих кленовых листьев, которые нам попались при раскопках, грызуны затащили туда со слабым намерением построить гнездо, но благодаря густым зимним шубкам им оно, вероятно, не понадобилось.

Летягам тоже можно не беспокоиться о настоящем гнезде, если есть возможность согреться, прижавшись друг к другу. 19 ноября 2000 года, в надежде найти птиц, которые могли бы ночевать в дупле, я стучал по очередному дереву, на этот раз по мертвому красному клену в лесу рядом с домом. Мне повезло глянуть вверх, как раз когда летяга взметнулась на верхушку шестиметрового остова клена и замерла там, как будто застыла на месте. Она прижала плоский хвост к коре, на ее теле не двигался ни один мускул. Затем я увидел, как еще одна летяга выглянула из дупла над моей головой. В следующий раз, посмотрев вверх, я увидел еще двух зверьков, несущихся вверх по дереву один за другим. Мы с моим спутником обошли дерево, а первая летяга тем временем спланировала к подножию живого красного клена, пролетев 15 метров. Через несколько секунд еще одна летяга «слетела» в другом направлении. Мы быстро ушли, не желая их тревожить. За пару дней до того выпал снег, по ночам стояли сильные морозы. Весь день держалась температура ниже нуля. Вернется ли кто-то из четырех зверьков в укрытие?

Около трех часов следующего дня после сильного снегопада я вернулся к дереву, надеясь увидеть, как летяги выбираются из общего укрытия. Я засел под низкими ветками красной ели и прождал до 16:45 (40 минут после заката), когда стало слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Как показали эксперименты Де Курси, летяги должны были знать, что пора вставать, даже в полной темноте своего жилища, но я не видел, чтобы кто-то из них покидал дупло.

Через четыре дня я снова пришел к мертвому дереву. На этот раз я слегка покачал его, как делал в первый день. Из дупла никто не показывался. Тогда я хорошенько ударил по дереву топором. Вылезла одна летяга. Больше никого. Я ударил снова, сильнее. Еще три зверька. Выходит, они все же возвращаются на то же место. Впрочем, через месяц, 17 декабря, я снова проверил дупло, и, сколько бы ни стучал, ни одной белки вызвать не удалось. Я залез на дерево и заглянул внутрь. Ничего себе! Никакого гнезда там не было, а дупло было всего 8–10 сантиметров глубиной. Внутри я нашел сухую сгнившую древесину и несколько крошечных клочков высохшего зеленого мха, которые, очевидно, кто-то сюда занес. Четыре летяги должны были почти целиком заполнить это пространство, а теплоизолирующий материал либо был им не нужен, либо для него не было места.

Судя по следам, эти или другие летяги все еще были неподалеку. Мой домик стоит на краю семидесятиметрового открытого участка не дальше сотни метров от того места, где я видел эту четверку. Следы летяги редко можно встретить в лесу, когда зверьки приземляются на стволы деревьев, а не в снег. Но 16 марта той зимой я рассмотрел место, где накануне ночью летяга не смогла пересечь мою прогалину. Белка выскочила на открытое место с юга, залезла на клен посередине, а затем на расстоянии 20 длин снегоступа (20 метров) снова приземлилась на поляну почти на другом ее краю. Другие похожие следы начинались на восточном краю поляны и, как и первые, шли в сторону большого скворечника, который я повесил за много лет до того для пустельги. Я не мог пройти мимо сахарного клена со скворечником, к которому вели две следовые дорожки.

Летяга в дупле, выдолбленном волосатым дятлом в мертвом сахарном клене

Я ударил по дереву топором. Летяга с огромными черными глазами и мягким серым мехом высунула головку из скворечника. Я начал взбираться на дерево, и тут увидел, что выглядывают уже три головы. Нет – четыре! Когда я приблизился к скворечнику, оттуда выбралось несколько белок, которые рванули вверх передо мной. Не меньше пяти. Я снова посчитал – четыре, пять, шесть, – а оказавшись прямо под скворечником, увидел, как на самую верхушку клена взбирается еще несколько летяг. Они выстроились друг за другом, как самолеты в очередь на взлетную полосу. Пара зверьков все еще была от меня на расстоянии вытянутой руки. Один спрыгнул, полетел в сторону поляны, потом сделал в воздухе вираж и изменил направление, продолжая планировать, теперь вправо. Он прекрасно выполнил посадку у подножия другого клена на краю поляны. Я снова посчитал летяг – со мной на дереве их было еще девять. Итого десять летяг! Я сунул руку в скворечник и нащупал непрочную конструкцию из измельченного растительного материала, теплую на ощупь. Летяг больше не было. Не желая тревожить зверьков на дереве, которые, прижавшись к стволу, замерли всего в нескольких десятках сантиметров надо мной, я быстро слез и стал смотреть, как одна за другой девять белок сбежали головой вперед по стволу, спеша вернуться в скворечник. Десятая – та, что спрыгнула, – пока что не возвращалась. Все зверьки были взрослыми, приближался сезон размножения. У одного в нескольких сантиметрах от своего лица я даже разглядел увеличенные яички.