Александр Малиновский - Под открытым небом. Том 2

– Саша! – строго посмотрела на него Дарья Ильинична. – Разве так можно?.. Садись…

Внук сел за стол. Начал дуть на чай.

– Да он уж десять раз остыл, – сказал дед.

– Мне интересно, как волны в чашке делаются!..

– Ну, какой он большой? – улыбаясь, обронил Бочаров.

– На вот! – протянул Ковальский свёрток.

– Что это?

– Смотри!

– Рубаха! – обрадовался сын. – Белая!

Они пили чай, потом резались с сыном в шашки на «щелбаны». После четвёртой партии сквитались, получив каждый по два щелчка в лоб. Дед Бочаров в игру не вмешивался. Читал газету. А женщины вполголоса разговаривали на кухне, изредка поглядывая в сторону расположившихся на диване игроков.

…Когда шли обратно, Екатерина Ивановна вздохнула:

– Рубаха – это хорошо, конечно…

– Мам, я немного денег оставил, каждый раз привожу…

– Без матери растёт, без материнской ласки…

– Мам, они его заласкали, по-моему, балуют.

– И это верно, – согласилась она. – Но всё равно…

– Ты – за старое, – засмеялся сын. – Меня непременно женить хочешь?

– Хочу, Саш… А то скоро уже твоего сына женить надо будет…

– Вот найду такую, чтоб матерью сыну стала – женюсь.

– Найдёшь ли такую? – покачала головой Екатерина. – Надо, чтобы любила тебя и добрая была…

Некоторое время шли молча.

Мысли Екатерины Ивановны перескочили на другое.

«Когда мне старик-то гадал на бобах, в войну ещё, то сказал, что без вести пропавший Станислав объявится, когда мне это уже не надо будет. Мне. А он на сына и внука посмотрел бы! Что старик имел в виду? Мне не надо будет – это значит, вернётся, когда я умру? Или при жизни ещё? А мне бы сейчас хоть одним глазком увидеть. И всё! И чтобы Василий не знал…»

– Мам, – вывел её из задумчивости сын, – мне так хочется, чтобы Саша фамилию «Ковальский» носил. Ты-то вот, в своё время, настояла и мне фамилию отца записали, хотя вы и не зарегистрированы в браке были.

– Кто же нас зарегистрировал бы: он – иностранец и война шла…

– Саша даже не Бочаров, мне эта фамилия нравится. Он – Колесников, по мужу Анны.

– А как по-другому могло быть? – она пытливо посмотрела на него.

Сын стушевался и ничего не ответил.

– Саша, а ты об отце-то, Станиславе, ничего так и не узнал?

Александр ждал этого вопроса. Не сегодня, так в другой его приезд.

…Он, как мог, занимался поисками отца, но результаты неутешительны.

Когда пришли, спать легли не сразу. Сидели за столом в передней. Был и чайник на столе. Говорили о Саше – сыне Ковальского и его деде – Станиславе, так внезапно пропавшем при освобождении своего родного города Варшавы.

В областном архиве Ковальскому сообщили, что за 1943–1945 годы никаких сведений о Станиславе Ковальском нет.

А до этого он перерыл в сельсовете кипы бумаг, пока не наткнулся на запись в похозяйственной книге за 1943–1945 годы:

«Ковальский Александр Михайлович г. рожд. 1919

Ковальская Екатерина Ивановна г. рожд. 1918

Ковальский Александр Станиславович, сын, 1944 г.»

– Как же так, ведь известно же, что отца звали не Александр, а Станислав.

Ему пояснили:

– Это ж похозяйственная книга, записи в неё вносились при обходе дворов. Ходили чаще всего школьники. Их приглашал сельсовет. Они спрашивали. Что слышали, то и записывали. Бабулька какая-нибудь сказала, вот и всё… И всех на одну фамилию записали, хотя не были зарегистрированы…

– Ничего себе, – удивлялся Александр, – человек был, как песчинка. Затерялся и следа не осталось?

– Время военное. Что взять? А кто из нас, сейчас живущих, думает о том, что будет через тридцать-пятьдесят лет? Кто кого искать будет? Мы все на глазах живём. Всё, вроде, знаем. Раз он иностранец, наверное, о нём в других местах сведения искать надо, а не тута, – деловито говорила седовласая женщина. – Старшая моя сестра хорошо его помнит. Симпатичный такой, говорит, был.

Ковальский долго не выпускал книгу из рук. В ней был след людей, которые, возможно, не видели отца, но жили с ним в одно и то же время.

– А можно найти тех, которые сделали эту запись?

– Ну, где же их искать-то? Их было много таких… Да и что скажут нового? Ничего…

В марте он узнал, что в профкоме завода есть туристические путёвки в Польшу. Александр загорелся съездить.

«Пускай у меня нет никаких достоверных сведений об отце, но я знаю, что поляки регистрируют родившихся в костёлах. Варшава сильно разрушена во время войны, но бывает же чудо! Один шанс из тысячи, а в данном случае, один костёл из тысячи, может, уцелел. В нём-то вдруг и окажется запись об отце! Надо постараться объездить все сохранившиеся старинные костёлы и проверить документы за 1918–1919 годы. Вот и вся стратегия поиска», – так он думал, сознавая, что его намерения наивны. Но другого пути не видел.

Ковальский подал все необходимые бумаги в профком завода. Ему говорили, что всё в порядке. Но в самый последний момент, когда сделать было уже ничего невозможно, оказалось, что каким-то образом пропала часть его документов. Уклончиво пояснили: теперь уже не успеть, пустые хлопоты… Александр понял, что кто-то просто не хочет брать ответственность на себя, узнав, что у него за границей могут быть родственники. Ватную стену прошибить казалось невозможным…

– Не верю я, что Станислав мог что-нибудь сделать худого. Добрый был, да и молоденький совсем ещё… – успокаивала после этого Катерина сына. – Всё равно объявится, я верю всё больше и больше…

…И началась у Ковальского в цехе, куда он пришёл, такая же стажировка, как и полтора года назад.

Сразу попросил, чтобы его направили в смену.

Исполняющий обязанности заместителя начальника Новиков оказался хорошим практиком – знал цех превосходно. Начинал слесарем, закончил нефтехимический техникум. Теперь – на последнем курсе вечернего института. Запасной вариант, если не потянет Ковальский. «Знание и умение должны работать, тогда они полезны, иначе легко превратиться в резонёра и завалить дело», – вспомнил он напутствие Самарина.

Через полгода Ковальский уже работал самостоятельно начальником смены.

…Всё бы ничего, да любил начальник цеха Ганин пошуметь. Это в кабинете главного инженера он был тихий, а в цехе его голос держал всех в напряжении. Если вызывал к себе в кабинет, то оттуда частенько приглашённый выходил красный, как варёный рак. А если это были женщины, то порой – в слезах.

Ковальский понял, что стычки не избежать и ему.

Шло самое обычное сменное собрание. Ганин вошёл в красный уголок и сел в первом ряду.

Ковальский уже заканчивал, когда оттуда громыхнуло:

– Нет! У вас всё спокойно так! А во вторую смену захожу в операторную, смотрю: нет обоих старших аппаратчиков одновременно. А вдруг что случится?