Аркадий Фидлер - Зов Амазонки

В белом доме префектуры в Малеконе в обширном зале восседает привлекательный пожилой человек с мужественным лицом и живыми глазами. Это дон Оскар Мавила, префект Монтаньи и начальник вооруженных сил в этом районе страны. Образованный и культурный, он на свой лад любит родину и хотел бы видеть ее счастливой и богатой. Он — «великий привратник» — сглаживает конфликты с представителями иностранного капитала и после очередной схватки с ненасытным Малеконом предается приятным мечтам, как бы найти выход из создавшегося положения — расшевелить чоло и оживить Монтанью. Увы, он не находит иного выхода, как получить за границей новый кредит и впустить в страну новых грабителей. «Может, найдется хоть один честный банкир, который не потребует разорительных процентов?» — думает этот наивный мечтатель, Дон-Кихот в заколдованном кругу.

Икитос расположен почти у экватора и славится своей невыносимой жарой 44. Только по вечерам воздух охлаждается, становится легче дышать. Я иду на берег Амазонки, поворачиваюсь спиной ко всем торговым домам, к консулам и метисам. Смотрю на Амазонку, любуюсь резвящимися в ней дельфинами — красивыми созданиями — и все больше поддаюсь обаянию этой реки, над которой веет сейчас свежая вечерняя прохлада, напоенная ароматами далеких орхидей.

Я приобрел хорошего знакомого в Икитосе. Это был некий Мигель Перейра, первый франт в городе, беззаботный, как птица, кабальеро. Он нигде не работал, но зарабатывал неплохо.

Однажды утром, когда я сидел в кафе за завтраком, дон Мигель подошел ко мне и, весело поздоровавшись, сказал:

— Вы естествоиспытатель, не правда ли?

— К вашим услугам.

— Вас интересуют индейские изделия?

— Очень!

— Тогда подождите меня здесь.

Он убежал и спустя четверть часа вернулся с узелком в руках. Таинственно улыбаясь, он стал развязывать узелок, озираясь по сторонам и стараясь скрыть от соседей его содержимое. Наконец он извлек оттуда — что бы вы думали? Бальзамированную человеческую голову. Голова была маленькая — величиной в два кулака, хотя, судя по черным пышным буклям, это была голова взрослого индейца.

— Ну, как? Неплохие мастера эти хибари? — довольным тоном вопрошает дон Мигель, видя, что я внимательно присматриваюсь к ней.

Об этих удивительных головках я слышал уже не раз, но до сих пор мне еще не удалось увидеть их. Рот и глаза у этих головок прошиты тонкими пальмовыми волокнами, — делается это для того, чтобы «душа убитого не отомстила победителю», — а в остальном на них не заметно никаких изменений. Лица кажутся живыми, только уменьшены примерно в три раза. Выражение трогательной печали усиливает это ощущение жизни в лице. Кто был этот индеец, как он погиб?

— Этот индеец из племени, живущего по соседству с хибарами, — сообщает тут же Перейра. — Хибари и их соседи уже давно хотели помириться и прекратить вражду, но мы этого не допускаем… Никто не умеет так красиво выделывать эти головки, как хибари, ну, а для этого необходим свежий материал, — цинично хохочет Перейра. — В мире большой спрос на этот товар. Мы не поспеваем его удовлетворять… Хибарам некогда передохнуть…

Хибари принадлежат к самым диким индейским племенам, которые до сих пор не поддаются никаким попыткам «цивилизировать» их. В труднодоступных дебрях между тремя северными притоками Амазонки — Сантьяго, Пастасой и Мороной 45— они и поныне живут той жизнью, какой жили четыреста лет назад, когда их впервые обнаружили испанцы.

Они препарируют головы тотчас же после убийства жертвы. Добытые трофеи привешивают за волосы вокруг пояса.

— Прошу прощения, уточним: привешивали, — поправляет Перейра, — теперь уже этого не делают, ибо головки получили другое назначение: они теперь отправляются путешествовать в большой мир…

Да, я сам убедился в этом. В Пара мне предлагали несколько таких экспонатов по триста долларов за штуку.

— Почему они такие дорогие? — удивился я. — Разве вы много платите хибарам?

— Нет, конечно. Хибари получают гроши, но агенты, занимающиеся этим делом, подвергаются опасности. Они-то и вздули цены.

— А хибарам выгодна такая работа? Ведь за эти гроши, как вы говорите, им, прежде чем добыть трофейные головы, приходится воевать.

— Ну, тут уж наша забота, мы им помогаем. Делается это очень просто. Время от времени мы науськиваем соседей, уговаривая их отомстить хибарам за все нанесенные ими обиды, и волей-неволей хибарам приходится драться и… добывать для нас головы. И добывают, ибо мы даем им немножко больше оружия, нежели их соседям…

Я слушал этот кошмар, и мне становилось страшно. Препарированными человеческими головами забавляется свет, это лишь забавные экспонаты, необычная игрушка, развлекающая пресыщенных снобов, скучающих в салонах далеких городов. Так вот в чем секрет спроса на эти головы! Чтобы угодить чьим-то извращенным вкусам, здесь, над притоками Амазонки, лесные жители вынуждены уничтожать друг друга. Нечего сказать, славная миссия цивилизации!

— А кто больше всего скупает эти головки? — спрашиваю у Перейры.

— Американцы.

— Американцы?

— Да, сеньор! Чикагский музей платит самые высокие цены. Здесь, в Икитосе, у них есть свой представитель, доктор Бесслер.

— А скажите, там, в Америке, знают, каким страшным способом добывают эти препараты?

— Что за вопрос!

— Знают или не знают? — настаиваю я.

— Разумеется, знают. Никакой тайны тут нет. Собственно, сеньор сам может спросить об этом доктора Бесслера.

Оказывается, мой знакомый Перейра — главный поставщик головок во всем Икитосе. Однажды утром он пригласил меня к себе, чтобы показать свой товар, «свежую партию», как он выразился. В потайном углу комнаты стоял сундук. Перейра открыл его, и я увидел более двух десятков головок, установленных рядами на его дне. Густые черные кудри заполнили сундук почти до половины.

При виде этой чудовищной коллекции у меня помутилось в голове. Не надо было особого воображения, чтобы представить себе, сколько человеческого горя и страданий заключено в этом сундуке. А дон Мигель любовно поглядывал на головки, как бы лаская их своим взором, и восхищение, которое я читал в его глазах, усиливало мой ужас.

На одной головке волосы были покороче; внимательно вглядевшись, я заметил, что и цвет кожи у нее светлее других. По-видимому, это был не индеец.

— Сеньор удивлен, да? — спрашивает развеселившийся хозяин.

— Кто это?

— Это Мартине, один из моих агентов, — отвечает Мигель. — Вероятно, не поладил с хибарами — возможно, слишком ретиво требовал головок. И когда он возвращался обратно по реке Пастаса, они его подстерегли и укокошили. А затем его голову продали вместе с другими…