Аркадий Фидлер - Зов Амазонки

Однажды возле желтых цветов появился какой-то необычайный экземпляр. Я стреляю по нему раз, другой, третий, а он хоть бы что — продолжает спокойно кружиться над цветком! Наконец после четвертого выстрела он падает на землю, и здесь мы обнаруживаем, что это вовсе не птица, а бабочка из семейства дневных бражников. Их способ летать и добывать себе пищу с цветка необычайно схож с колибри.

В последующие несколько дней колибри прилетают в большом количестве. Ежедневно мы видим их не менее ста пятидесяти. За каких-нибудь два часа охоты мы добываем по десять-двенадцать экземпляров. Этого вполне достаточно, чтобы потом весь день спокойно заниматься препарированием шкурок. Но через неделю наплыв колибри ослабевает; с каждым днем их прилетает все меньше и меньше. И тогда происходит занятное явление, типичное для южноамериканской природы, изобилующей различными формами мимикрии 63: на место колибри прилетают бабочки, которые копируют их во всем.

Из ближайшего леса вылетают бабочки парусники — черные с белыми и красными пятнами, принадлежащие к тому же семейству, что и наша бабочка махаон. Они вылетают на поляну, хотя раньше опасались это делать, и густо облепляют желтые цветы. Безошибочный инстинкт подсказал им, что поляна, вчера еще безраздельно принадлежавшая колибри, сегодня самое безопасное место для них, так как воинственные птички прогнали всех врагов.

И вот мы видим, как бабочки старательно копируют движения колибри. В лесу они летели медленно, степенно размахивая крыльями, теперь же, приближаясь к цветам, они быстро и нервно перебирают крылышками — совсем так, как это делают колибри!

А колибри прилетают теперь так редко и так мало их, что нет смысла охотиться за ними, и мы с Чикиньо решили однажды остаться дома. Но вскоре прибегает раздосадованная Долорес:

— Почему вы не пришли сегодня?

— Потому что колибри уже нет.

— Колибри нет, но зато есть масса других птиц!..

Индейцы из племени чама — честные, добросовестные пожиратели укаяльской рыбы — самого плохого мнения об умственных способностях белого человека; они считают, что белая раса обижена богом, а сам белый человек — растяпа.

— Почему ты считаешь, что я глупее тебя? — спрашивает полуголого чама задетый за живое белый.

— Причин столько, сколько рыбы в реке! Хотя бы потому, что ты не умеешь толком грести! — отвечает индеец.

— Это верно: мы не умеем грести так хорошо, как ты, но зато мы умеем строить пароходы! — парирует белый.

Чама пренебрежительно смеется:

— Скажи, а часто приходят сюда пароходы?

— Ну, примерно раз в месяц.

— Вот видишь! А грести ты должен три раза в день. Так скажи, что важнее?

Он прав, здесь важнее весло!

После такого объяснения индеец плотно закутывается в свою Кузьму — нечто вроде самодельного хлопчатобумажного мешка, защищающего тело от комаров, которые здесь, на Укаяли, немилосердно кусают. Кузьму соткала ему мать двадцать лет назад, и с тех пор чама носит ее, никогда не снимая и не стирая. К чему стирать? Когда-то Кузьма была белой, теперь она уже серая. Лет через пять, когда она от грязи совсем почернеет, ее выкрасят в отваре коры красного дерева, и Кузьма станет темно-коричневой. Так чама и проносит ее до конца своей жизни, ни разу не выстирав.

В верхнем течении реки Укаяли мне все время приходится соприкасаться с индейцами чама. Я познакомился со многими из них и изучил их обычаи. Племя чама занимается исключительно рыболовством и живет только на берегах Укаяли, не уходя далеко в лес. Нет их даже на лесных притоках. В лесах охотятся индейцы другого племени — кампа, весьма воинственный народец, и миролюбивые чама, спасаясь от них, иногда прибегают к защите белых.

Чама — крепыши низкого роста и округлых форм. В чертах лица явно монгольская примесь. Питаются они преимущественно рыбой и бананами. И то и другое они приготавливают на разные лады. Так называемая «патарашка» — рыба, запеченная в пальмовом листе, — могла бы стать украшением стола самого взыскательного лакомки. В любое время дня индейцы поедают невообразимое количество цяпу — что-то вроде супа, приготовленного из вареных и размятых руками бананов. Они обожают водку, добытую из тростника, но когда ее нет, пьют масату — сок юкки. Чтобы получить этот сок, женщины пережевывают юкку 64.

Очевидно, рыба и бананы идут им на пользу: чама не знают болезней и обычно бывают в прекрасном настроении. Это просто поразительно: всегда они веселы, всегда смеются, даже когда их постигает какая-нибудь беда. На белого пришельца это производит странное впечатление; он смотрит на индейца, больно поранившего себе руку и при этом хохочущего, как на сумасшедшего. Смех чама не похож на наш смех. Он напоминает скорее ржание коня или хихикание, и мне кажется, что чаще всего они зубоскалят. В общем чама — веселые индейцы.

Хотя чама живут среди белых и повседневно соприкасаются с ними, они сумели отгородиться китайской стеной от влияния их цивилизации и культуры. Возможно, поэтому племя чама не погибло, а, наоборот, все больше размножается. Чама приняли христианство, но для них это только форма. Они продолжают соблюдать свои языческие обряды, а о христианском боге имеют самое смутное представление. «Люди без бога» — так называется, кажется, единственная монография о чама, принадлежащая перу выдающегося знатока этого племени — Тессманна. Колдовство играет в жизни чама немаловажную роль. Некоторые из них умеют считать на пальцах рук, а некогда был славен курака (вождь), который умел считать до десяти тысяч. О деньгах чама не имеют понятия. А может быть, и не хотят иметь? Вообще они не знают цены вещам, но зато хорошо знают цену своим капризам и ими руководствуются: если одному из них понравился нож соседа, он охотно отдаст за него свое индейское ружье — эскопету, стоящее раз в двадцать больше, чем нож.

Чама не приходится бороться за существование. В реке полно рыбы, а на берегу вдоволь бананов. Привольно живется этим большим капризным детям!

Среди других племен чама выделяются не только своим веселым нравом, но и художественными наклонностями. Я оговорюсь: наклонности эти присущи только женщинам. Женщины лепят из глины искусные горшки различной формы и украшают их характерными рисунками. Рисунки эти состоят из красных и темно-коричневых полосок. Скрещиваются они под прямым углом и в целом напоминают какой-то таинственный и своеобразный рисунок шахматной доски. Чаще всего они похожи на геометрические фигуры, но изредка похожи на стилизованных людей и животных. Поскольку у всех чама рисунки совершенно одинаковые, можно легко предположить, что они имеют особый смысл. Возможно, это иероглифы — отзвуки забытой письменности. Такие же изображения, как и на горшках, украшают вытканные чама кузьмы, а также женские платки и повязки на бедрах.