Геннадий Падаманс - Первостепь

Сильная Лапа нагнула морду к самой земле, чтобы рёв покатился как можно дальше, и протяжно зарычала. На такой рёв отозвались болотные птахи, заголосили в тревоге – поздно было им голосить. Бык уже лежал мёртвый, не было больше быка. Птахи, наверное, поняли сами, что поздно, поголосили и успокоились. Всё же какое-то беспокойство осталось висеть над кустами, что-то почудилось львице в полуденном мареве, что-то совсем не такое, чего она ожидала. Она вновь зарычала, на всякий случай, чтоб упредить то тревожное. Болотные птахи опять заголосили, но уже не так дружно, и быстро умолкли. А тревога осталась.

Сильная Лапа не робкого десятка, главная львица в своём прайде. Некого ей опасаться. Вернулась к добыче, распорола живот, полезла в кишки. Вроде бы снова птахи заголосили, возмутились, наверное – Сильная Лапа подняла голову, поглядела. Не слышно было гиен и стервятников в небе не видно. В воздухе пахло разорванным брюхом быка, вкусными внутренностями – львица не долго колебалась. Вернулась к еде.

Теперь уже птахи молчали. Он неожиданно появился из-за кустов и так решительно направился к её добыче, что Сильная Лапа оторопела. Отпрыгнула в сторону. Даже не рявкнула.

Это был он. Тот, который рычал на закате и который рычал на восходе. Тот, который прогнал Одноглазого. Молодой и наглый. Рыжегривый.

Всё же нервничал молодой лев. Не стал много есть, хотя сразу было видно, что голоден, бока впалые. Только имеются дела поважнее. Вспомнил о львице. Отошёл от еды и горделиво остановился – пускай рассмотрит. Рыжая грива уже как у взрослого, пышная, взора не оторвать, огромным в ней кажется лев, хотя это лишь волосяная накидка, как двуногие накидывают на свои плечи зимой. Но красиво. Величественно. Дрожь пробирает. Вот пасть приоткрыл, потянулся, клыки показал – настоящие, львиные. Силу видать. На спине и боках шкура гладкая, мышцы тугие. Прекрасный лев, не поспоришь с таким, хозяин – но Сильная Лапа вдруг оскалила зубы и бросилась на него в ложном выпаде. Рыжегривый молниеносно отскочил, но не зарычал. На его морде будто застыла улыбка. Шутка это, игра, если он победил старого льва, как может львица в нём сомневаться? Не может. Но львица снова бросилась в атаку, и на этот раз лев не смог так ловко отскочить, увязли передние лапы. Зато лапа львицы нашла свою цель – мотнул лев головой, дёрнулся от удара – и с широкого носа потекла струйкой кровь. Но опять промолчал Рыжегривый, не подал голоса. Играется львица, что ему с этой забавы, не такое видал… А Сильная Лапа сама испугалась, не ожидала, что лев так подставится, страшно ей стало от собственной дерзости, отскочила подальше. Лев тут же за ней: выпростал из грязи лапы, настиг в три прыжка. Львица, рыча, обернулась, готовая защищаться – лев сразу же замер, будто в болото лапами врос. Львица опять отбежала, но лев не стал преследовать. Вдруг вспомнил о еде. Степенно вернулся, разлёгся подле убоины. Послышался треск раздираемой шкуры, хруст костей, чавканье, все львы одинаковы, все так едят, и Одноглазый тоже так ел, не подпускал львиц, но Одноглазого Сильная Лапа почти не боялась – и этого тоже почти не боится. Её ведь добыча. Её!

Львица приблизилась. Лев будто не замечал, всё так же хрустел и чавкал. Сильная Лапа сделала новый шаг и ещё – но теперь лев заметил. Вдруг показал всю свою силу. Прямо взвился от ярости, распахнул окровавленную пасть и зарычал так, что даже кусты затряслись. Отпрыгнула львица, будто смерч подхватил. Не видать ей добычи. Никак. Сразу решила уйти. Сделала небольшой круг, оббежала вокруг льва, потом просто пошла привычным грузным шагом, подгибая передние лапы. Пошла туда, откуда утром пришла. Она не ожидала, что лев отправится за ней, но тот без раздумий бросил добычу и горделивой поступью направился за львицей. Прямо по её следам. На каждый отпечаток её лапы он накладывал свой отпечаток, намного больший – следы львицы просто исчезли, будто и не было её здесь никогда, только он, один только хозяин.

Сильная Лапа не желала замечать преследователя. Шла спокойной походкой, не оборачивалась – но тот так же само шёл сзади, след в след. Львица вдруг разъярилась, внезапно развернулась в прыжке, собираясь напасть, но лев остановился с игривой мордой, как бы недоумевая – и львица замерла.

Однако морда льва вдруг изменилась: сморщилась, пасть приоткрылась, верхняя губа словно пыталась втянуться под нос. Лев учуял спешащих к добыче Прыткую и Куцую. Сильная Лапа упреждающе зарычала, но молодой лев уже не слышал её рыка. Побежал к другим львицам, более податливым. Сильная Лапа видела всё. Прыткая, шедшая первой, оскалилась и остановилась. Лев тоже остановился и вновь стал принюхиваться. Куцая легла в траву, взмахнула обрубком хвоста – лев внимательно поглядел на неё, стал подходить. Детёныш залёг в невысокой траве позади Куцей, Сильная Лапа всё видела, но ничего не могла сделать. Что-то с нею случилось. Так быстро, так просто. Будто один взмах хвоста. Её мускулы оцепенели. Детёныш, за которого она могла отдать жизнь без малейшего колебания, лежал в траве, и огромный чужой лев направлялся к нему, обходя Куцую. Лев направлялся к Детёнышу, а Сильная Лапа не шевелилась. Будто Детёныш стал не родным, таким же далёким, как Одноглазый, таким же слабым, не-львом. Уже не-львом. Кто-то другой уже был в траве. Кто-то другой. Обречённый.

Чужой лев схватил детёныша своей огромной пастью за складку на шкирке, как хватает львят мать, – львёнок послушно замер и вытянулся, растопырив кроткие лапки. Но не мать держала его. Огромная пасть вдруг подбросила львёнка высоко вверх, а затем на лету подхватила и перекусила пополам одним махом. Даже не взвизгнул маленький львёнок. Молча ушёл, как и отец, Одноглазый. Быстро всё кончилось. В мановение ока. Чужой лев презрительно отшвырнул перекушенного львёнка и направился к Прыткой. Та играючи побежала. Рыжегривый – за ней.

Сильная Лапа подошла к одинокому трупику, тщательно обнюхала, потом облизала. Не отзывался детёныш, не мог отозваться.

Повернулась львица прочь и пошла. Туда, где осталось мясо быка.

****

Режущий Бивень притаился за валуном. За соседним валуном прячется Львиный Хвост, напротив них, с другой стороны, Колючий Ёрш и Волчий Клык. И так за всеми валунами, за каждым прячутся охотники. А на плоских вершинах и на прилегающих скалах заготовлены метательные камни, теперь туда вскарабкались проворные молодые охотники, те, кто выступают на мамонтов в первый раз. Они будут бросать камни и метать дротики сверху, тогда как Режущий Бивень и остальные более старшие нападут снизу.

Режущий Бивень – хороший охотник и видный мужчина. Хотя его щупловатое телосложение наводит на мысль, что душа была занята чем-то другим, когда росло тело, и не очень заботилась о широких плечах или бычьих рёбрах. Всё равно он красив. Красота знаменуется слаженностью, а у этих людей всё на месте. И у Режущего Бивня. Правильное, смуглое от загара лицо. Глубокие карие глаза прикрыты густыми сросшимися волчьими бровями. И это как раз к месту. Если б не они, не настоящие охотничьи брови в виде крыльев взлетающей птицы, лицо казалось бы слишком добрым и открытым, как лицо человека, который сидит только в чуме да думает непонятно о чём. Но Режущий Бивень думает об охоте. Сейчас – об охоте, о том, о чём надо. Его лицо насторожено.