Иван Басаргин - В горах Тигровых

— Ларька в тайге. Третьеводни ушел, сказывал, что к субботе будет, — развела руками Галька.

— Э, чего гадать? — махнул рукой Андрей — Не словили. Харченко надо звать, пусть ищет вражину.

Харченко допрашивал сельчан; те только разводили руками, но ничего вразумительного ответить не могли. Алексей Тинфур вышел на след поджигателя, след привел в глухой лог, там лежал убитый кем-то Митяев конь. Дальше след ушел в россыпь камней, запутался среди следов оленей и изюбров, спустился в речку и пропал.

Вернулся Ларион с охоты. По делу все ладно, он добыл изюбра, накоптил из него мяса, вытянув дорогие жилы. И когда его допросили, он даже пошел и показал, где охотился, как долго возился со зверем.

Чихачин и Харченко дали знать в Николаевск о беде, что постигла переселенцев. Оттуда вскоре пришел пароход Амурской компании, который привез муку. Ее роздали подушно. Пусть не столь щедро, но при тех запасах, какие еще были у поселенцев, можно было прожить зиму. А там снова придут купцы, за пушнину охотники купят хлеб.

Охотники, уже который раз, снова ушли в тайгу. И если бы все добытое ими они сами бы смогли продать, то давно бы стали богачами и не думали о хлебе насущном. Но дорога дальняя, дорога Опасная, не каждый решится нести свою добычу по тайным тропам. Аниска и Алексей и те не рисковали, пусть здесь их обманывают, обкрадывают, но зато без риска можно сдать добытое.

Ушел в тайгу и Андрей. Один ушел. Харченко уже не мог оставить уезд без надзора. Просился с Андреем на охоту Васька, но отец не взял его: старший сын должен помогать по хозяйству, за конями присмотреть, сено подвезти, да мало ли еще что нужно сделать.

И зажил Андрей одинокой жизнью. Потный и парной возвращался с охоты. На скорую руку готовил себе ужин, ел, затем свежевал колонков, соболей, белок, лишь в полночь ложился спать.

Была у Андрея собака Тайга. Андрей ей часто говорил:

— Эх, Тайга, Тайга, умнющая ты собака. Жизнь у тебя собачья, но все же будет легче людской. Ищешь ты мне зверя, помогаешь, поласкал, и ты рада. А я вот сколько уже лет маюсь без ласки. Трудно жить человеку без ласки-то. Трудно, Тайга. Хорошо живется Митяю, стары уж, а ласку не забыли. Хошь и ворчит Митяй, что не любит Марфу, но все он врет. Марфа его чуть ли не на руках носит. Да и думает за Митяя чаще Марфа. Таким веселее живется.

Тайга постукивала хвостом по грубым половицам, поскуливала, будто понимала сказанное человеком…

С утра Андрей ушел промышлять белку. Зимой она мало пасется, поэтому надо успеть хоть пару десятков добыть. Добыл. Белка залегла в дупла, в густой хвое елей. Пошел проверять ловушки. Здесь тоже снял пяток колонков, одного соболя. День не пропал зря.

Вышел на кабанью тропу. Решил добыть подсвинка для еды: у них мясо сочное, вкусное. Тайга тут же пошла по свежим следам. Но Андрей вернул ее, зачем путать зверей. Подкрадется сам и добудет по выбору. Взял собаку на поводок.

Впереди послышалось тихое повизгивание, шорохи. Кабаны паслись на желудях в дубняке. Андрей выбрал поросенка пожирнее и выстрелил. Кабаны сорвались с места, бросились в разные стороны, кто куда носом стоял. Потом они соберутся снова в табун, сейчас же рассыпались, как горох. Смертельно раненный подсвинок бился в снегу. Тайга придушила его. Андрей набросил на рыло петлю и поволок добычу к зимовью…

Тайга бросилась под ноги, чуть не сбила охотника. В десяти шагах стоял тигр. Андрей рванул с плеча ружье, но тут же опустил. Оно было не заряжено. Заряжать поздно если зверь бросится, одна надежда на нож. Тигр присел для прыжка. Гибкий хвост мел снег, В желтых глазах вспыхнул зеленый огонек. Андрей выставил вперед ружье, вытянул нож из ножен. Но тигр не прыгнул. Поднялся. Отряхнулся от снега и медленно пошел прочь.

Андрей поспешно заряжал ружье. Зарядил, но зверь уже скрылся за чащей. Преследовать побоялся. Бросил ружье за спину и пошел распадком к зимовью. Ругал себя, что упустил такую добычу, ружье не зарядил.

— Ладно, вдругорядь я тебя шоркну. Раз ты пришел сюда, не скоро уйдешь. Почитай" пара коней ушла, — ворчал Андрей.

Брел, буравя снег унтами, тянул подсвинка.

— Кажись, сегодня суббота, надо банешку стопить. Хорошо, что ушел тигр-то. Правда, Тайга, а то бы провозился с ним и без бани остался. Пусть пока ходит.

Андрей вышел на свою тропу. В щеку дул ровный ветерок — северяк. Знобило тело. Шел и ловил натренированным ухом лесные шорохи и звуки. Гудела тайга. Сбоку пискнул поползень. В каменной россыпи процвиркала пищуха. Шумно взлетел рябчик, сел на сук, затаился, настороженно смотрит на человека. Внизу грохнул выстрел. Кажется, недалеко от его избушки? Кто бы это зашел в его угодья? Начал взбираться на сопку. Сразу зачастило сердце. Взмок. На становичке присел на валежину, снял шапку с парных волос, над головой закурился парок. Посмотрел на таежные дали. Задумался. Вспомнился отец, те времена, когда они выжигали с ним уголь на Урале. А потом бунт, ссылка и страшная дорога с Варей через Сибирь.

— Эх, Варя, Варя, что ж нам делать? Как жить дальше-то? — В тайге Андрей говорил вслух. Это для одинокого охотника дело обычное.

Страшно, что так быстро идут годы. Но их не удержишь. Всё уходит, всё проходит. Остаются лишь люди и земля. Погиб отец, спасая других. Памятник в чьих-то душах оставил. А надолго ли? Кто вспомнит, что Феодосий Тимофеевич Силов погиб ради счастья людского? Разве что шалый ветер, что пронесется над бухтой, да небо, что смотрит на людей ясными глазами…

Человек живет один раз. И то его жизнь чаще кособокая. Кто мешает жить во всю ширь? Может быть, ты сам в этом повинен? А может быть, злые люди? Кто бы ни был виноват, а радостей с гулькин нос, а вот болей и печалей — полный короб, воз тяжкий. И везешь ты этот воз, человек, и тянешь ты его до могилы. А жить бы тебе надо с вечной улыбкой, с вечной радостью, потому что жизнь коротка, потому что ты — человек. Жизнь твоя должна быть похожа на солнечный день, на вечное лето…

Что ни год, то новая седина на висках. Стареют друзья, стареет и Андрей. Мечется, бедолага, все думает, что завтра будет лучше, легче. Но приходит это завтра — все остается по-старому. Та же нетореная тропа, по которой спотыкается Андрей, и нет перемен. Радости нет.

Радость, где же она запропастилась? Почему не придет она с погожим днем, не приплывет с туманами плавучими? Может быть, ее сдувают ветры, смывают дожди, и потому она не может добраться к людям. Все может быть…

Над крышей зимовья курился дымок. Густо валил дым из башенки-каменки, Андрей остановился. За эти недели он свыкся с одиночеством. Никого не хотелось видеть. В прошлом году дважды приходила Варя. Не пришла ли она сейчас? Ее приход — тягостен. Молчание, обрывки фраз: мол, тот-то умер, того-то медведь ранил, дети живы и здоровы, кланяются отцу, вот и весь разговор. Потом был чай, А после него Варя бросала за спину котомку с пушниной и уходила домой.