Айвен Сандерсон - Карибские сокровища

Единственный способ ловить лягушку (если под рукой нет нашей патентованной ловушки из тонких проволочных рамок, обтянутых черной сеткой, которую захлопываешь, как гигантские ножницы, — но тогда мы ее еще не изобрели) — хватать ее и все, что попадется вместе с ней, в горсть без промедления и не колеблясь. Так я и сделал, но слишком переусердствовал: вода из чашечки цветка брызнула во все стороны, окатив и мою голую шею. Это меня несколько отвлекло, а когда я разжал ладонь, лягушки там не оказалось. Трудно передать, какая досада и горечь накатывают на человека в таких случаях: кругом бездонная ночная тьма, а тут крохотные лягушечки прыгают бог знает куда. Я механически по привычке стал осматривать все вокруг, но фонарь, пострадавший от брызг, был при последнем издыхании.

Мне показалось, что я вижу ускользнувшую добычу на большом листе, но стоило пошевельнуться, как она пропала. При малейшем моем движении что-то опять принималось прыгать туда-сюда. Эта пантомима длилась несколько минут, причем я вращался, как пляшущий дервиш, снятый «рапидом»[2], а муравьи грызли меня как хотели. Фонарь светил так слабо, что я решил наконец его протереть. Взглянув на стекло, я увидел прилипшую к нему лягушку с раскинутыми лапками; она все так же усердно дышала и пялила глазки, но при этом стала совершенно прозрачной, как на рентгеновском экране. То, что сидело на листе или металось в разные стороны у меня перед глазами, и вправду было лягушкой, сидевшей на фонаре, а я сам вызывал эти загадочные перемещения. Когда лягушка (самочка, как выяснилось позднее) оказалась у меня в руках, я во все горло стал звать Альму, начисто позабыв про зверька в кроне, охота на которого требовала полной тишины, о чем мне и напомнил Каприата. К моему стыду, Альма была у меня под боком; она протянула мне пробирку — как раз такую, какая была нужна, и, естественно, спросила, зачем я так ору.

В это время Каприата пришел в неописуемое волнение:

— Глядите, глядите! Я его вижу! Ружье давайте! Скорей!

Мы оба осторожно приблизились и направили лучи двух фонарей туда, куда он показывал. С пальмового листа свешивался тонкий хвостик; его обладатель был невидим. Пока мы смотрели, высунулся другой хвост и раздался громкий визг. Вниз посыпалась масса всякой трухи, лист пальмы раскачивался как пьяный, хвосты то свешивались, то убирались в листву; наконец я выпалил наугад. Новая лавина мусора сорвалась вниз, пальмовый лист, перебитый почти пополам, переломился и упал наружу, на зеленую массу растений. Мы ждали, прислушиваясь, когда шорох мусора затих. Ничего — полнейшая тишина. Визг снова послышался — только с другой стороны. Мы обогнули ствол, и все почти в точности повторилось. Затем снова воцарилось молчание, после чего опять посыпался мусор.

Я был уверен, что дробь задела зверьков. Мы все считали, что один из них свалился внутрь кроны дерева, а второй, видимо, ранен. После обсуждения всевозможных вариантов я полез на дерево с фонарем в зубах, пользуясь на своем извилистом пути попадавшимися под руку лианами. Ни за что не поверю, что кто-нибудь, кроме жителей Океании, может взбираться по прямым стволам пальмы, как обезьяна.

Добравшись до нужного места, я столкнулся с несколькими препятствиями, по преимуществу утыканными острыми шипами. От соседнего дерева к пальме тянулся громадный сук, скрывавшийся в ее кроне. Я спустился с него как можно осторожнее и принялся обшаривать широкие листья бромелиевых. Вся эта конструкция напоминала висячие сады и была гораздо гуще любой живой изгороди.

Как только я касался очередного листа, с него резво сыпалась и разбегалась, прячась в соседних листьях, Целая армия мокриц. Я вспомнил, что недавно кто-то набрал с бромелиевых на Тринидаде мокриц, которые оказались видом, неизвестным науке, поэтому вырвал Целиком несколько растений и, окликнув своих помощников, чтобы побереглись, швырнул пучки вниз, приказав хорошенько обыскать их и собрать мокриц.

Я отвлекся от поисков еще раз, увидев два птичьих гнезда, висевших почти бок о бок, в которых сидели робкие маленькие обитатели, глядя на меня кроткими глазами, — они не улетели, несмотря на обстрел прямой наводкой и на поднятый нами переполох. Ночами, роясь в листве, я не раз находил птичек, так же отважно охранявших свои гнездышки: нет страха, который заставил бы родителей покинуть свой выводок, и я всегда стараюсь обойти их сторонкой, чтобы не пугать птиц еще больше; и без того их прекрасные глаза были полны ужаса. А в довершение всего рядом с гнездышками в трещине на жилке листа засел отвратительный паучище — еще один повод, чтобы убраться подальше.

Потом я отыскал первый, сбитый выстрелом лист пальмы, и тут начался затяжной спор с теми, кто остался внизу, — где я стоял, когда стрелял? Это было немаловажно, потому что помогало определить направление, в котором могли скрыться животные. Сверху все выглядело совершенно иначе, и я сориентировался не сразу. Но тут по чистой случайности я наткнулся на тельце одного зверька, застрявшее между двух лиан. Зверек оказался светло-рыжевато-оранжевой крысой с белым брюшком. Она была убита наповал. Дотянуться до нее было не так-то просто, и мне пришлось выполоть густую зелень, сорвать кучу лиан и паразитических растений, а когда я добрался до последних и уже готовился отбросить их в сторону, то заметил, что из кучи высовывается нечто посолиднее корешка. При свете фонаря я разглядел очень интересную змейку — с крохотной круглой головкой, громаднейшими глазами и разрисованным элегантными кольцами туловищем.

У меня хватило времени рассмотреть все подробности, потому что не сразу удается сообразить, что делать со змеей, когда торчишь на верхушке пальмы. Змейка была мне очень нужна, но я никогда не осмелюсь утверждать — и не поверю, если кто-нибудь мне это скажет, — что у любого из нас хватит зоологической эрудиции, чтобы определить с ходу, на глазок, к какому виду относится змея и ядовита она или нет. В природе такое множество безобидных существ, копирующих форму тела и отметины, характерные для опасных видов, что самый опытный зоолог вполне может ошибиться и принять неизвестное смертельно опасное существо за хорошо известного его подражателя. Как бы то ни было, при обращении с любой змеей необходима осторожность, потому что самая безобидная с виду змейка может вас цапнуть не хуже любого зверя. На земле змею легко изловить с помощью палки — не раздвоенной, как обычно думают, потому что в девяти случаях из десяти рогулька мешает как следует прижать змею и ей удается вывернуться, — а самым простым приемом: надо одним концом палки прижать шею змеи, под прямым углом, а на другой конец поставить ногу. Для мелких змей годятся очень длинные пинцеты, для остальных — обычные сачки. Конечно, есть такие змеи, которых уложить можно только гранатой. Но до них дело пока не дошло; передо мной была тоненькая змейка (Himantodes cenchoa) длиной всего тридцать один дюйм.