Иван Симонов - Охотники за сказками

После его поимки на большой концерт мы уже не отваживались, лишь тихонько попискивали на гармошке и на дудочках, собравшись возле сторожевого гнезда. И Пегашка, снова привязанный гулять на травке, постепенно привыкал к этим звукам.

Скоро мы про него и совсем позабыли. Заинтересовало другое: в ответ на тоненькие переливы Ленькиной гармошки из глубины леса долетел не то волчий, не то собачий заливистый вой.

Это не был голос Бурана. Собака Туманова была у нас на виду и ходила по пятам за своим хозяином.

Из глубины леса давал о себе знать какой-то другой зверь.

— Интересно, почему собаки воют, когда музыка играет? Поют они или сердятся? — рассуждал Костя Беленький.

— Поют, — коротко и резонно заявил Ленька Зинцов. — Люди под гармошку поют, и собаки привыкли.

— А почему в деревне их гонят от гармошки, палками бросают, а они отбегут и все равно воют? Какая тут песня! — высказал сомнение Павка Дудочкин.

— На задор поют, чтобы палками не бросали. Ты тоже, чуть затронь, на кулаки лезешь. Не верно, что ли?!

Павка спорить после этого перестал, но насчет собачьих песен с Зинцовым все-таки не согласился. А Костя Беленький сказал:

— Сердятся собаки или от удовольствия под музыку поют — нам все равно. А вот чья собака в лесу воет, если только это собака, и как она сюда попала, узнать интересно.

— Должно быть, Пищулина, объездчика, — высказывает мнение Боря.

— Так! — насмешливым девчоночьим голосом соглашается кто-то в ответ на догадку.

Костя Беленький с упреком смотрит на нас, пытаясь угадать, кто это мог сказать, и недовольно пожимает узкими плечами. Боря разглаживает ладошкой моховой купырь под ногами и делает вид, что ничего не слышал.

— Только дом Пищулина далеко, — прикидывает он в раздумье. — Отсюда, пожалуй, собаку не услышишь.

— Дурак! — на манер попугая звякает все тот же язвительный голос, и крепкая еловая шишка ударяет Борю в затылок.

— Это еще что такое?! — вскидывается на Леньку Костя Беленький, уверенный, что никто, кроме Зинцова, подобной выходки допустить не может да и не посмеет так вести себя с новым товарищем.

Но Ленька спокойно сидит как ни в чем не бывало. Он удивленно разводит руками: знать, мол, ничего не знаю!

— Ладно! Увидим! — И старший не прекращая разговора, начинает внимательно наблюдать за Ленькой.

— Чего ты еще хотел сказать, Боря? — участливо спрашивает он.

— Узнать бы у дедушки с инженером — может быть, какое-нибудь дело есть, — стараясь не замечать общей неловкости, говорит сын лесника.

— Так!

И Костя не успел заметить, дрогнули у Зинцова губы или не дрогнули, он или кто другой это дурачится.

Все совещаются о чем-то тихонько между собой, — засматривая в сторону сторожки, говорит Боря. — Разве пойти послушать?

— Дурак! — И новая шишка стучит сыну лесника в затылок.

— Нинка! — Боря быстро вскакивает и озирается по сторонам.

— Так!

— Королева! — во всю мочь кричит Ленька. — Вон она где!.. На сосну, ребята! — воинственно призывает он, указывая на склонившуюся из сторожевого гнезда девчонку — ту самую, что бросила когда-то Павке «пятак на синяк» и указала нам просеку к дедушкиной сторожке.

— Доставай ее!.. Снимай на землю! — подлетает Зинцов к веревке, свесившейся вдоль ствола дерева.

— Попробуй достань! — предупредительно и вызывающе дерзко отвечает девчонка.

Одной рукой она дергает веревку кверху, а другой, почти не целясь, мечет шишку и ставит чувствительную точку на голове Зинцова.

— А-ай, а-ай, какая я нехорошая! Бескозырку помяла! — сожалеет она, качая головой.

— Обходи кругом!.. Атакуй! — крутится под деревом Ленька.

Но «атака» принесла только новые вмятины на бескозырке и пятна на Ленькиной гимнастерке. Испытали, как звякают по голове еловые шишки, и другие «атакующие». А «осажденная» пообещала сучьями из сторожевого гнезда постучать по нашим спинам, если кто попытается к ней добраться.

— Понятно?!

— Ясно! — лучше других понимает Боря. — Зачем туда забралась?

— А я тут давно живу. За сказочниками наблюдаю, лодырям записки пишу — работать заставляю. Ну… и еще кое-что делаю.

— Ты записку в шалаш подсунула?! — кричит Ленька.

— Где лодырем тебя величают?.. Я!.. Собственноручно стенку распотрошила. Не заделали еще?..

— Ас мамой дома кто остался? — вспомнил Боря.

— С мамой?.. Она тебя дожидается. Знает, что ты послушненький — явишься. А у меня здесь дело есть.

— Какое дело?

— Настоящее. Только не вам его знать.

— А зачем шишками кидалась? — спрашивает Боря.

— Ты что, только опомнился?!. За глупости в затылок стукала.

Тонкими загорелыми руками она ухватывается за верхний сучок и клонит голову вниз.

— Слушай… Что это собака Пищулина воет, я сказала: «так». Правильно?

— Ну и что?

— Не торопи, и до шишек дело дойдет. А когда ты сказал, что ее отсюда не услышишь, я по-другому ответила. Помнишь как?.. Если забыл — могу повторить, — и она пощупала рукой заготовленные в сторожевом гнезде еловые шишки. — Это я напомнила, что собака не пень, по всему лесу может бегать. А Пищулин ее теперь и ночью и днем с цепи спускает. Это я точно знаю… Понятно?!

— Ну!..

— Не нукай, не на лошади едешь! Затвердил одно и то же… Про вторую шишку хочешь узнать? Она пристукнула, чтобы ты к деду с Василием Петровичем без зова не ходил. Непрошеный — не гость. Все ясно? — закончила Нинка, насмешливо глядя на брата.

— Ладно, слезай, — потирая кепку, согласился Боря. Тут же о землю стукнулись связанные стебельками трав кожаные полсапожки. За ними полетели выбившаяся из косы лента с узелками, желтый сачок для ловли бабочек, который мы видели еще на рыдване дяди Федора, когда ехали от ручья до Кокушкина.

— Точно, королева, — шепнул мне Ленька. Девчонка скользнула из сторожевого гнезда вниз по веревке и встала перед Борей, похожая на него как две капли воды, только плечи под серым платьицем острее — торчат уголками — да растрепанные волосы по плечам путаются.

Нина, оказывается, с утра успела обежать три поруби и две поляны. Наговорилась с лесным инженером, передала ему наловленных жуков и бабочек, получила какое-то «секретное и особо важное» задание и по просьбе Туманова взялась за его выполнение. Слова «по просьбе» она особо выделила, дала понять: «По просьбе сделаю, по приказу — никогда!»

Леньке понравилось, что «королева» сторожевое гнездо похвалила.

— Прочно сделано, — сказала она. — Теперь я в него каждый раз забираюсь, когда сюда прихожу. Меня не видно, а я все вижу.

Разговорившись, Нина для всех нас понятнее и проще стала. Теперь мы и имя знаем, и брат ее вместе с нами, и все-таки есть в ней что-то необычное, немножко «королевское». Мы слушаем разговор сестры с братом, а сами не вмешиваемся.