Сергей Жигалов - Бродячие собаки

Вожак ведет стаю к приземистому, на отшибе, зданию с высокой, на стальных растяжках трубой. Сквозь запах горящего угля пробивается едва уловимый желанный дух крови. Рядом с отапливающей ферму котельной находится деревянный пристрой — это убойный цех. Здесь царствует тот самый Подкрылок в своем заскорузлом от сохлой крови халате. Странное дело, когда он пасет коров, его зовут Подкрылок. На забое скота чаще обзывают Крыланом.

Когда до цеха остается метров сто, волчица оборачивается, прижимает уши. Стая садится на снег и ждет.

Найда рысцой движется к цеху. Бывает, здесь можно поживиться коровьими внутренностями, хвостами. Сегодня Найда натыкается лишь на бугор мерзлых помоев. Она поворачивает назад, но вдруг останавливается, ветерок наносит запах парного мяса. Мясом пахнет от котельной. За дверью, пропитанной вонью солярки и угля. Густо гудит в печах пламя. Дверь распахивается, на снег падает полоса света. Найда ложится на брюхо, карауля глазами каждое движение вывалившейся наружу фигуры. Узнав Подкрылка, Найда плотнее вжимается в снег. Тот покачивается, что-то бормочет. «Смотри, там гусек на снегу!» — донесся голос из приоткрытой двери. Слов она не поняла, но уловила в них угрозу. Отползла за вздыбленную бульдозером снежную насыпь. Подкрылок опять зашагнул в квадрат света. Дверь захлопнулась. К прежним запахам примешался острый запах мочи. Волчица подползла ближе. Запах мяса будто когтями рвал желудок. Это был большой говяжий гусек, вынесли на снег обмерзнуть, прежде, чем сунуть в мешок. Волчица на брюхе подползла, смаху хапнула кусок, пятясь, поволокла по снегу, одолевая яростное желание прямо здесь рвать и кусками глотать парное мясо. Оттащила за ометы, тявкнула. Стая бросилась к ней, окружила. Рык, визг.

Красавец сеттер, которому ничего не досталось, боязливо лизал окровавленный снег.

Вкус мяса только раздразнил стаю, волчица затрусила по тракторному следу к темневшим за фермой деревьям. Псы побежали за ней. След вел на поганый огород, то есть на скотомогильник.

Волчица по большой дуге обогнула деревья с подветренной стороны. Остановилась. В морозной тиши были слышны долетавшие от котельной голоса, мелькал свет фонаря, там искали пропавший гусек. Но ее настораживало не это. Острым звериным взглядом она уже различала на развороченном трактором снегу темневшую коровью тушу. В стылом пресном воздухе она уловила едва ощутимый запах пороховой гари. Резко остановилась, будто у края пропасти. Раззадоренные запахами крови и мяса гончаки на махах полетели к коровьей туше. От белевших обломков бетонных плит темноту навстречу псам рассекли два продолговатых просверка пламени. Один за другим бумкнули выстрелы. Один из псов упал на бок, дергая лапами, другой взвыл и, волоча зад, пополз через развороченный трактором бруствер снега. Дробь третьего выстрела вдогон ему сбила снежные комья на гребне.

Когда из-за обломков плит, хрустя валенками, вышел сидевший в засаде на лис охотник, стая уже пропала в морозной дымке.

Охотник подошел к дергавшемуся в предсмертных судорогах гончаку. За хвост оттащил его подальше от коровьей туши, прикопал снегом: «Из-за вас, гадов, вся охота насмарку!» Перезарядил двустволку, пошел к снежному брустверу. Но там никого не было. Человек закурил и, разминая затекшие от долгого сиденья ноги, пошел на село.

… От выстрелов псы кинулись кто куда. Потом опять сбились в стаю, вытянулись цепочкой.

Припадая на изрезанные о наст лапы, низко опустив хвост, бежал красавец сеттер. Прыжками, чтобы не отстать, мчался спаниель. Его уши при каждом прыжке взметывались и опадали, будто крылья. За ним, с поднятой кверху головой, ориентируясь по хрусту снега, глубоко проваливаясь, ступал Кавказец.

Волчица вывела стаю на дальнее поле к стогу соломы. Остановилась с подветренной стороны, ловя ноздрями запахи мышей и плесневелой соломы. Застыв серым камнем, вслушивалась в смущавшие ее шорохи на шапке омета. Тянувший снизу от оврага ветер лохматил шерсть на загривках псов. Было слышно, как дрожит всем телом сеттер.

Волчица медленно двинулась к омету, не сводя глаз с верхушки. Когда разглядела терзавшую мышонка сову, затрусила рысцой.

С подветренной стороны они разрыли мерзлую окрайку омета до сухой соломы, сделав что-то вроде логова. Долго топтались, укладываясь и тесня друг друга, взрыкивали. Сеттер, вихляясь всем телом в знак покорности, норовил втиснуться в самую середку. Прижимался к кавказцу, греясь от его большого тела. Кололись репьи на боку кавказца. Отодвигаясь, сеттер наступил на дворнягу. Тот для острастки клацнул зубами. Угревшись, они уснули, осыпаемые завихрившейся снежной пылью. Волчица во сне сучила лапами, по-щенячьи тонко взвизгивала, уворачиваясь от двух гонявшихся за ней огненно-багровых шмелей.

Похрустывание снега первым, как всегда, услышал кавказец. Он поднялся, раздвигая жавшихся к нему собратьев, весь белый от снежной пыли. Высунул из норы лобастую башку. Насторожилась волчица, вглядываясь в катившееся на них темное пятно. Она выбралась из норы на чистое место и припала на снег. Пятном оказался раненый гончак. Собаки окружили его. Долго обнюхивали. Потом опять забились в нору. Гончак, оберегая рану, лег с краю. Дворняга подполз к нему и принялся вылизывать разодранную дробью ляжку.

К утру подул юго-западный ветер, мороз ослаб. У входа в нору за ночь вырос сугроб. Собаки спали, сбившись в тесную кучу, грея друг дружку. Над судьбой каждого из них тяготела злая человечья воля.

Расправа над фермерскими овцами разбудила в Найде волчье начало. Она ушла в лес. Научилась добывать пищу. В начале лета в средней полосе России так много легкой добычи: птенцов, зайчат, сусликов… Время от времени в сумеречной памяти ее возникали образы егеря, Подкрылка, Танчуры, Ласки. Но чаще всего человеческого детеныша, которому она зализывала рану, а он угощал ее такой вкусной, необычно пахнущей едой.

Она внутренне пугалась этих возникавших в памяти образов. Порой по ночам она с задов прокрадывалась к егерскому дому. Замерев, подолгу вслушивалась, осязала знакомые запахи. И опять уходила в лес. Одна.

По осени у нее началась течка. За Найдой увязались гончаки, черно-белый спаниель. Дворняга. Это была не стая, а собачья свадьба. Тогда они и набежали на Кавказца.

Кавказец выглядел жалко. Оттого, что на пашне, в сосновых посадках он оступался в рытвины, тыкался носом в землю, морда его была в грязи. Слепые глаза слезились. С пасти паутиной свисала слюна. От частых падений на коленях из крови и грязи образовались огромные наросты. Если бы не встреча с Найдой, зимой он бы погиб. Теперь, боясь потеряться, он, как щенок, не отставал от нее ни на шаг. Бежал следом, высоко вскидивая могучие, в мужскую ладонь лапы.