Сергей Огнев - Жизнь леса

Вечерняя тяга проходит неравномерно. Обычно после солнечного захода вслед за первыми двумя-тремя пролетевшими птицами начинается наиболее интенсивный лёт. Это первая фаза — разгар тяги. Далее следует короткий перерыв. С волнением прислушиваетесь вы к неясным звукам весеннего вечера; слышно, как шумит вода в дальнем логе, как вяло замирают последние голоса утомленных дроздов, как шуршит в листве пробежавшая мышка, и напряженный слух силится уловить вдали циканье вальдшнепов. И вот, когда темнеет небо, неожиданно раздаются опять чарующие звуки, появляются вновь начавшие усиленный лёт вальдшнепы. Это — вторая фаза тяги.

В темноте леса то и дело раздается довольно громкий и характерный свист какой-то птицы. Это свистит воробьиный сычик, в обычное время очень молчаливый и незаметный. Воробьиный сычик — одна из оригинальных сов нашей фауны. Размером он несколько крупнее снегиря, оперение по верхней стороне тела буровато-серое в белых крапинках, низ — белый с бурыми продольными пятнами. Несмотря на малые размеры, воробьиный сычик усиленно ловит мышей и даже мелких птичек, которые по величине почти равны ему.

Летает сычик быстро и ловко, движения его своеобразны. Можно иногда наблюдать, как сычик, севший на ветку, начинает вертеться, кланяться во все стороны, поднимать и опускать свой короткий хвост; но вот сычик стал совершенно неподвижен; плотно прижав перья к телу и раздув шею, он смотрит куда-то вниз. Еще мгновенье, и он «по-соколиному», бесшумно-скользящим полетом бросается вниз; слышно, как жалобно запищала рыжая полевка, а сычик, держа тяжелую добычу в острых когтях, полетел к ближайшему дереву, где несколькими ударами острого искривленного клюва прикончил свою жертву.

Не хочется уходить из леса. Невольно прислушиваешься ко всем звукам, которые так отчетливо слышатся в чистом, прозрачном весеннем воздухе.

Но что это за протяжные звуки доносятся в темноте весеннего вечера со стороны далекой лесной поляны? Они то ослабевают, переходя как бы в шепот, то возрастают, напоминая то отдаленный рокот водопада, то беспрерывное воркованье голубей, усиливающееся и замирающее в характерном ритме. Это бормотанье токующих тетеревов.

Отправляться на ток надо с темнотой, пока еще на востоке не забрезжила белая полоса утренней зари.

Очень рано в сером сумраке зарождающегося весеннего утра на открытую лесную поляну, служащую местом тока, прилетает косач-токовик. Некоторое время он спокойно и тихо сидит на земле. Иногда приходится слышать какой-то своеобразный хрипящий покрик, слегка напоминающий несколько сдавленный голос домашнего петуха: это токовик, пока еще тихо, дает знать о своем прибытии. Но вот тишину утра прорезывает полный бодрого призыва и кипучего азарта шипящий крик токовика, его протяжное «чуф-фыы!». Токовик, как говорят охотники, начал «чу-фыскать». На этот призыв откликаются ночевавшие в ближайших кустах косачи и с шумом слетаются на общий ток. Иногда, впрочем, старый токовик, ночевавший где-либо в мелколесье, около тока, пробирается на излюбленную полянку по земле.

Кроме протяжного чуфысканья, в котором слышится какой-то томительный призыв и упоение торжества, раздается теперь неугомонное бормотанье. Токующий тетерев бормочет с захватывающим напряжением, поворачиваясь и вертясь. При поворотах к вам птицы чудные звуки широко несутся навстречу, но как только токовик отвернется, бормотанье становится заметно глуше и слабее. В этом бормотанье чувствуется нарастание и голосового и психического напряжения птицы. Иногда это бормотанье длительно, иногда прерывается на несколько мгновений.

Токующий тетерев

Птица сидит смирно и прислушивается, а затем, словно мяч, подпрыгивает, иногда почти на полметра, и тогда несется в тишине начавшегося утра «чуф-фыы», «чуфф-фууу»…

Во время бормотанья тетерев мало замечает окружающее, но зато, прекратив бормотанье или чуфысканье, он озирается кругом. Заметив что-либо подозрительное, токовик смолкает, сидит некоторое время неподвижно; достаточно наблюдателю тронуться тогда с места, и прекрасная птица, сверкая контрастами своего оперения, с резким треском взлетает и уносится вдаль. Иногда спугнутый тетерев садится на верхушку высокого дерева, некоторое время молчит, а затем начинает свою любовную песню. Красиво сидит он тогда, расправив свой лирообразный хвост и полураскрытые крылья.

Если тетеревов много, то на токовище слетается целое общество. Распустив хвосты, волоча приоткрытые крылья по земле, наклонив голову, сверкая черноватой синевой оперения и яркой киноварью бровей, кружатся, поворачиваясь и наскакивая друг на друга, токующие птицы. Столкнувшись, тетерева спесиво надуваются и кланяются, как драчливые домашние петухи, а затем подпрыгивают, сталкиваясь в воздушном бою, громко хлопая крыльями, царапая друг друга когтями и ударяя клювами. Нередко к двум противникам присоединяется третий, четвертый; начинается лихая схватка азартных и смелых драчунов. Тогда видно только причудливое мельканье то белых, то черных пятен, слышен треск упругого пера. Своеобразная картина, способная увлечь даже чуждого красотам природы наблюдателя!

Тетерки держатся где-либо поблизости от тока. Иногда одна-две сидят на деревьях. Заметив опасность, маточка вскрикивает быстро и громко «ко-ко-ко-ко-ко» и с треском взлетает, нередко пугая и увлекая токовиков.

Особенно удобно наблюдать тетеревиный ток из шалаша. Замечают лощину или поляну, где токуют тетерева, и заранее ставят там два-три шалаша из нескольких крепких веток и палок, воткнутых в землю. Такой шалаш с боков прикрывают еловым лапником. Лучше, если шалаш устроить в кустах или около дерева, тогда он менее заметен.

Через день-два токующие тетерева привыкают к шалашу и подлетают к нему во время тока почти вплотную. Сидишь иногда в темноте шалаша, вдыхая смолистый запах еловых ветвей и нетерпеливо прислушиваясь к тишине весенней ночи. Вот начали цикать вальдшнепы, звонко прокричали перед рассветом пролетные журавли на далеком болоте, и снова все стихло. Вдруг где-то в темноте, у самого шалаша, раздалось громкое хлопанье упругих крыльев: это шумно опустился на землю прилетевший токовик.

Как забилось сердце охотника, как вглядывается он в темноту через щели шалаша! Но ничего пока не видно, кроме темной, подернутой туманом луговины и черных силуэтов деревьев и кустарников. Только тогда, когда токовик запоет и начнет передвигаться, поворачиваясь своим белым подхвостьем, глаза охотника замечают очертания двигающейся птицы.