Чарлз Робертс - Последняя охота Серой Рыси

Тогда охотник отложил в сторону свою трубу из березовой коры. Он собирался выйти из засады, чтобы сострадательным ударом ножа прекратить страдания животных. Но неожиданное препятствие помешало ему исполнить свое намерение. Оказалось, что не он один был зрителем этой странной борьбы.

Из чащи леса вышел вдруг большой черный медведь. Он бросился к обессилевшим карибу и, подняв свою огромную лапу, одним ударом размозжил шею белоголового самца. Затем он двинулся ко второму, который с отчаянием смотрел на него, и принялся медленно, с наслаждением, рвать его тело.

Но из лесу блеснул огонь. Медведь, простреленный в спину разрывной пулей охотника, рухнул на поджатые передние ноги своей жертвы. Человек вышел из засады и, вынув нож, твердой рукой перерезал горло раненого самца.

Несколько минут охотник стоял неподвижно и смотрел на трупы лесных великанов. Затем взор его скользнул по зеркальной поверхности воды и по ровным пустынным берегам озера. Какой странной показалась ему внезапно наступившая тишина и вся эта местность, освещенная бледным сиянием луны. Торжество, недавно переполнявшее его сердце, исчезло. Он чувствовал омерзение к самому себе при виде нелепой груды мертвых тел, лежавших среди спокойной прекрасной природы. Обойдя трупы, кругом, он сел спиною к ним на бревно и закурил трубку.

Далеко в стороне от пути, по которому ходят суда, в самой пустынной северной части Атлантического океана, поднимаются к бледному, неприветливому небу черные скалы небольшого острова. Окруженный неумолчным грохотом прибоя, островок этот дрожит от криков бесчисленных стай морских птиц.

Почти весь остров состоит из камня — серых зубчатых скал, тяжело громоздящихся друг на друга, и одного высокого обращенного на восток утеса, изрытого трещинами и впадинами. Только на южной стороне острова вместо камня — песок. Здесь в холодном туманном июне появляются пучки жесткой травы, слегка окрашенной в зеленоватый цвет.

На этом уединенном и бесплодном клочке земли, которого избегали даже китоловы из-за окружающих его вероломных рифов, не было, конечно, людей. Тем не менее он весь был наполнен шумом и гулом бурной жизни, так как морские птицы считали его раем. Каждый фут его почвы, все его скалы и пески были населены миллионами тупиков, поморников, чистиков и полярных чаек, заглушавших своими хриплыми пронзительными голосами даже гром прибоя.

Каждое пернатое племя занимало отдельную часть острова. Тупики, или морские попугаи, как их называют матросы за их большой крючковатый клюв, заселили песчаный откос. Там они устраивали свои гнезда в глубоких норах, защищенных от нападения хищных поморников и полярных чаек. Чистики захватили один из скалистых углов острова и сидели прямо, тесными рядами, как крохотные пингвины. Каждая пара их, уединившись от другой, занималась своим единственным драгоценным яйцом. Неподалеку от них расположились шумными стаями крупные, хищные, с черными спинами, морские чайки. Их вопли и дикие крики сливались в оглушительный концерт. А поморники, или, как их называют, ванны, не столь многочисленные, как другие обитатели острова, занимали более низкие уступы и трещины скал под колонией тупиков. Это место им нравилось больше всего. Они не хотели и не умели рыть нор, подобно маленьким смешным тупикам, и слишком ценили свои драгоценные яйца, чтобы нести их на узких открытых выступах утеса, где не хватало места для устройства настоящих гнезд. Словом, они поселились там, где им хотелось. Полярные чайки, чистики и тупики — все они также были уверены, что занимают лучшую часть острова, и чувствовали себя вполне довольными.

Самыми слабыми в этом многочисленном царстве пернатых были тупики. Но у них были другие качества, заменявшие недостаток роста и силы. Они умели рыть для своих гнезд глубокие норы, где их яйца и птенцы были в полной безопасности от нападений поморников и морских чаек. Каждый клочок песчаного берега был изрыт их жилищами. На дне каждой норы находилось или одно большое яйцо, или довольно странный птенец с огромной головой, громадным клювом и ненасытным аппетитом. К концу июня большинство из них уже вылезло из яиц. У входа каждой норы сидел на страже один из родителей, тогда как другой ловил рыбу, чтобы наполнять ненасытную утробу своего птенца. Эти серьезные и странные птицы сидели прямо, неподвижно, бесконечными рядами, охраняя свои дома. Их спокойный, деловой вид был так непохож на шумное поведение остальных птиц.

Слева от страны тупиков, где скалы сразу обрывались, находилась наполненная землей расселина, в которой можно было устроить только одно гнездо.

Поселившаяся здесь семья тупиков была отделена от других, так как ее жилье находилось в восьми или десяти футах от гнезда ее сородичей. Из большого единственного яйца благополучно вылупился птенец с почти постоянно открытым клювом. Несмотря на заботы своих родителей, он был всегда голоден. Как водится, его отец сидел на страже у входа в нору, а мать отправилась ловить рыбу за белой полосой прибоя.

Тупик — странная и занятная птица. Туловище у него белое снизу, черновато-бурое сверху с грязновато-серой полосой на шее. Ноги перепончатые, как у утки, крепкий, как у пингвина, хвост, очень небольшие, но сильные крылья и круглая голова. Зато клюв страшно смешной: изогнутый, как у попугая, длинный и высокий, он кажется тяжелее и больше головы. Кроме того, он снабжен, неизвестно для какой цели, роговыми пластинками. Над каждым глазом тупика торчит небольшой рог, похожий на бородавку. А в каждом углу клюва, в том месте, где он соединяется с кожей головы, виден ярко-красный, сморщенный и мясистый придаток, похожий на крохотную розу. Клюв этот, конечно, пригоден для рытья земли и рыбной ловли, но странные наросты совершенно бесполезны и только уродуют его.

Над уступами утеса, над белой пеной прибоя, над свинцово-серыми волнами громко хлопали бесчисленные крылья больших морских чаек и поморников. Тупики старались летать как можно меньше. Быстро и прямо неслись они от своих гнезд к морю, хватали рыбу и с добычей возвращались домой. На всем пространстве их небольшой колонии, на изрытой норами южной части острова, все было тихо. Слышны были только хлопанья крыльев трех или четырех морских хищников, смотревших, кого бы ограбить.

Этих-то разбойников и боялся больше всего тупик, сидевший у входа в свое гнездо, на краю колонии.

Он был стар и опытен. Он знал, что легкокрылые поморники, хотя они и вдвое меньше полярных морских чаек, были гораздо опаснее их, так как очень храбры. В гнезде послышалось нетерпеливое карканье голодного птенца. Тупик повернулся, сунул свой большой клюв в нору и что-то тихо проворчал, как бы успокаивая свое дитя. Когда он вытянул голову обратно и взглянул вверх, перья на его шее взъерошились, и он сердито щелкнул клювом. Огромный поморник ржавого цвета с черными крапинками, длиннохвостый, с крыльями, как у коршуна, кружился прямо над ним и смотрел на него злыми глазами.