Владимир Арсеньев - Встречи в тайге

— Ведь этак ребенка можно простудить! — обратился я к Попову.

— Нет, — отвечал он, — от этого он не заболеет. Нам часто приходится зябнуть на охоте, а придешь в юрту, завернешься в шубу и так крепко уснешь, что добудиться не могут.

Чем больше мы приближались к Уркану, тем снег становился глубже. Олени умерили шаг. Нам же с Поповым это было совершенно все равно. Мы были на лыжах и не только не отставали от отряда, но порой даже обгоняли его.

Нашим проводником был эвенк небольшого роста, тщедушный, лет сорока пяти. На лице этого человека, самом заурядном, немного скуластом, было такое выражение, как будто он всегда всматривался в даль.

Мы шли по местности донельзя однообразной. Пусть читатель представит себе большую болотистую и слабо всхолмленную равнину, покрытую снегом. Хоть бы какой-нибудь предмет, на котором можно было остановить взгляд и который мог бы служить ориентировочным пунктом: небольшое озеро, одинокая сопка, каменистая россыпь, голая скала… Ничего! Пусто! Ни зверей, ни птиц, никаких следов. И так изо дня в день — подряд шесть суток. Это однообразие утомляло меня, я шел лениво и на планшете отмечал одно только слово: «Тундра». Однако проводник вел себя иначе. Он часто оглядывался назад и внимательно смотрел по сторонам.

— Не сбился ли с дороги наш вожатый? — спросил я у Попова.

— Почему вы так думаете?

— Да он все оглядывается и как будто ищет чего-то.

— А это потому, — отвечал Попов, — что он идет здесь первый раз.

— Как же он ведет нас? Какой же он проводник?! — невольно воскликнул я, крайне удивленный.

— Он знает дорогу, — успокоительно сказал Попов. — Ему старик Ингину рассказал путь на шесть дней вперед от хребта Быгин-Быгинен. Сегодня мы придем на условное место, где должны встретиться с другими эвенками, которые идут с Амгуни. Мы им передадим двух женщин с детьми. Эти эвенки предупреждены недели три назад.

Слова моего спутника озадачили меня еще больше. Как можно запомнить дорогу в тундре хотя бы на один день, если даже сам ходил по ней! А ведь этот человек запомнил все со слов другого, да еще на шесть суток вперед! Очевидно, тундра для него не так однообразна, как это кажется мне, — он видит то, чего я не замечаю.

Часа три после этого разговора мы шли по оленьим следам и вдруг увидели наш бивак и оленей, пасущихся на воле.

— Ну вот, — сказал Попов, — мы и дошли до того места, где должна произойти встреча двух отрядов.

Я оглянулся кругом и не увидел никаких следов зимовья или костров, ничего такого, что указывало бы, что место это — перекресток двух путей.

Мы простояли здесь двое суток.

К концу третьего дня я стал беспокоиться, что, может быть, мы попали не туда, куда следует.

В это время в палатку вошел эвенк и сообщил, что другой отряд приближается.

Мы вышли наружу, но в тундре царило полное спокойствие — ничего не было видно и ничего не было слышно. Попов рассеял мое недоумение.

— Взгляните на оленей, — сказал он. — Видите, они часто поднимают головы и смотрят в одну сторону.

Я постоял на морозе и, не дождавшись гостей, вернулся в палатку. Спустя некоторое время Попов вызвал меня снова наружу.

— Слушайте, — сказал мне Попов.

До слуха моего донеслись звуки деревянных побрякушек, которые эвенки вешают на шеи своих «рогатых коней» вместо металлических звонков. Вслед за тем из перелеска выехал человек на большом седловом олене, а за ним длинной вереницей тянулись важенки. Увидя наши палатки, человек остановился на минуту, осмотрелся и пошел немного влево.

Это были те самые эвенки, которых мы ждали с таким нетерпением. Они расположились биваком шагах в четырехстах от нашего табора. Через час вновь прибывшие были у нас. Они привезли новости с Амгуни, говорили о каком-то охотнике, которого задрал медведь, говорили о якутах, о ярмарке и о ценах на пушнину.

Вечером, когда мы с Поповым сидели у печки в палатке, разговор опять зашел о проводнике, который привел нас как раз к тому месту, где оба отряда так удачно встретились. Каково же было мое удивление, когда я услышал, что проводник только что пришедшего отряда тоже шел впервые по этой тундре, по указаниям, данным ему сородичами на девять дней вперед. Может быть, эвенки, эти скитальцы по тайге и тундре, обладают особо развитым чувством ориентировки?.. Это чувство есть у почтовых голубей и у перелетных птиц.

На следующий день мы передали пришедшим двух женщин с детьми и продолжали свой маршрут на юго-восток.

Характер тундры стал меняться: местность сделалась более холмистой, появились ручьи с берегами, покрытыми хвойно-смешанным лесом. Тут было много звериных следов.

Мы с Поповым шли потихоньку на лыжах и разговаривали между собой. Я заносил наш маршрут на планшет, а он шел безучастно, пока оленью дорогу не пересекли какие-то следы. Тут Попов остановился, внимательно посмотрел на них и сказал:

— Два человека шли: один — высокий, молодой, другой — низенький и старый.

Действительно, следы были человечьи. Кто-то шел по снегу без лыж, причем один пешеход раздвигал коленями снег, а другой шагал прямо через сугробы. Шаг второго был уверенный и сильный. Маленький человек больше наступал на пятку, как это делают старики, и часто отдыхал.

— Это русские, — сказал Попов. — Оба в сапогах.

(Эвенки носят обувь без каблуков, с мягкими подошвами.)

Вскоре он опять остановился и добавил:

— У маленького в руках была палка. Он нес ружье на ремне через левое плечо, а потом перебросил его через другое плечо.

— Почему? — спросил я удивленно.

Вместо ответа Попов указал мне на следы. Там, где низкий человек оступался между кочками, приклад его ружья делал отметки в снегу. Сначала эти отметины были с правой стороны, а потом стали появляться с левой.

Немного дальше Попов поднял корку белого хлеба, по которой он заключил, что поблизости есть зимовье, где можно выпекать кислый хлеб. Тот, кто далеко уходит в горы, несет с собою только сухари.

Мы оба внимательно рассматривали следы. В одном месте снег оказался истоптанным. Я понял только, что неизвестные люди здесь отдыхали, причем один из них стоял, а другой сидел на снегу.

— Один человек курит, а другой нет, — заметил Попов, указывая на снег. — Вот тут стоял большой человек и свертывал папиросу. Он немного просыпал махорки, а тот, что поменьше ростом, ждал, когда товарищ его закурит. У них был обтертый коробок, и они попортили много спичек. Потом большой человек протянул маленькому руку и помог встать на ноги.

Действительно, по снегу было видно, что маленький человек, вставая, не поворачивался на бок, что, поднимаясь, он крепко уперся на ноги и глубоко вдавил снег каблуками.

Это чрезвычайно заинтересовало меня. Мы двинулись дальше. Вдруг Попов обернулся и сказал: