Альманах - «На суше и на море». Выпуск 2

Саша беспрерывно щелкает фотоаппаратом. Нина беспричинно смеется. Сергей торжествен, как пророк.

Мы проходим фруктовые леса долины Кара-Тага. Я видел много красивых мест на земле — главным образом в кино, — но таких, убежден, раз-два и обчелся. Здесь могли бок о бок сотрудничать десять киностудий, и ни один кадр не повторил бы другой. Наш Кухистан, говорят старики, аллах создал в последнюю минуту из всего, что было под рукой. Индиговое небо, серебряные с чернением пики, интенсивно красные скалы, живая зелень деревьев и от них густо-черные бархатные тени, так что в двух шагах не разглядишь человека, если ты на припеке, а он зашел под сень. Природа здесь, подобно героическому эпосу, не терпит полутонов.

Вода в Кара-Таге шоколадного цвета, но выше впадения мутного Пайрона становится ясно-голубой, а еще дальше — слепяще белой от пены. Продольные галечные косы отделяют спокойные глубокие заводи. Дно их выложено разноцветной мозаикой. Зеленые, красные, белые камешки соединены в причудливые узоры.

— Как кафельный пол, — восторженно определил Юрий.

Нина после этого часа два не разговаривала с ним.

Она подобрала камешек нежно-бирюзового оттенка и спрятала в рюкзак. Бирюза на всем Востоке — цвет счастья, удачи, сбывающихся надежд. Купола гробниц непременно бирюзовые. Очевидно, погребенные под ними беспечально проводят время на том свете. Я скромно рассчитываю, что с приобретением этого камешка нам не придется больше замерзать на перевалах.

Шум воды, оглушивший нас на Ханаке, здесь скрадывается сплошной растительностью по берегам. Каждая глыба обвита корнями. Иногда дерево раскалывает скалу, прорастая сквозь нее и поднимая обломки на своих ветвях.

Не знал, что «барбарис» — это не только конфеты, но и ягоды. Тоже кисленькие. Запускаю в гроздья пятерню и обсасываю ягоды до косточек. Несколько таких широких движений от куста ко рту — и зубы начинают ныть от оскомины.

Вокруг изобилие: ежевика, смородина, дикая яблоня, алыча — подобие сливы, огненная облепиха с резким запахом спирта и вагныч — ягода помельче вишни, но такая же сочная. Принесенное домой с базара, все это поедалось бы вмиг без разбора. Но здесь мы тягостно раздумываем над каждым новым «фруктом», разжевываем на пробу, меланхолично щупаем животы и лишь затем обворовываем весь куст. Даже издревле знакомую смородину мы долго не решаемся узнавать. А пурпурные крупные ягоды, похожие на рябину, но пахнущие почему-то яблочным компотом, никто из нас так и не рискнул попробовать.

Красота природы — первое богатство этой долины. Провести бы сюда дорогу, возить туристов, выстроить дома отдыха — опустело бы озеро Рица, вздохнуло бы с облечением Черное море…

Но, кстати сказать, на всем пути мы не встретили ни одного человеческого жилища. Поэтические красоты воспринимаются лишь на сытый желудок, и люди предпочитают селиться в прозаичнейших местах, где может развернуться плуг.

Мура — перевал известный. О нем упоминают почти все, путешествовавшие по Кухистану. Причем одни утверждают, что перевал почти непроходим, другие — что он доступен даже для вьючного транспорта.

Оба мнения справедливы. Все дело в том, в какой из летних месяцев побывал здесь путешественник. Зимой перевал непроходим вообще.

И все же он был некогда основным путем с севера, из русских владений, в Гиссарское бекство, подвассальное Бухарскому эмирату. Первыми сюда проторили дорогу санкт-петербургские подпоручики и штабс-капитаны. Русские чиновники, путешественники, купцы…

«Для науки этот край также представляет интерес чрезвычайный», — пишет в донесении офицер Лилиенталь.

Вслед за русскими экспедициями спустя год-другой движутся войска Ак-Падишаха — «Белого царя». Здесь, на Муре, под снежной лавиной погиб целый отряд — шестьдесят человек.

Горные таджики еще пашут сохой, платят налоги и беку и эмиру. Они кормят правительственных чиновников, потому что бухарская служба не предусматривает зарплаты. Кормись как хочешь. Сколько сдерешь — все твое. Отсюда и поговорка: «Грабителя встретишь даже у входа в рай».

Но с русскими появились уже такие полезные вещи, как спички, мыло, дешевые заводские гвозди. Трехгорная мануфактура оперативно специализировалась на выпуске тканей восточных расцветок. Тульские заводчики наводнили Среднюю Азию самоварами. Фарфоровые черепки «Гарднер и К°» с фальшивыми китайскими знаками археологи уже привыкли считать «верхним культурным слоем» над керамикой времен Тимура и древнего Согда.

Кладется конец вечным кровавым склокам между феодалами-беками. Прекращаются ежегодные летние наезды эмира — одного из гнуснейших правителей на земле, когда публично рубили головы не только людям, но даже ишакам, если они осмеливались реветь возле эмирской резиденции.

«Хотя но национальности и религии русские отличаются от нас, но в дружбе, искренности и человечности они выше нас», — заявляет горячий последователь русских просветителей Ахмад Дониш, оставаясь тем не менее правоверным мусульманином. А жители Фальгарского бекства сами шлют в царскую ставку в Самарканде своих гонцов, чтобы ускорить приход русских войск…

Вот так, выйдя позавчера из белого пятна, мы оказались в местах, известных как Ленинские горы.

Но… кажется, я поспешил с выводами. Известность — понятие относительное.

Все источники описывают перевал Мура как двойной. Однако мы не видим ни седловины, ни второго перевала. Впереди покрытый фирном спуск в долину, а далеко на горизонте — розовый с белым пик Красных Зорь, аппетитно прослоенный горизонтальными облаками, как торт на блюде.

Это уже Фанские горы, куда лежит наш путь.

Сергей с удовольствием наносит на план истинные очертания перевала. Саша щелкает фотоаппаратом, фиксируя и перевал и лицо Сергея.

Горные пастбища, лед, фруктовые леса, снова лед… Словно мы движемся семимильными шагами по земному меридиану. Теперь нашему вниманию предлагается степь. Совершенно половецкого разгульного типа, но поменьше — километров семь-восемь на полтора.

Долина реки Муры трогового происхождения. Это значит, что во времена оно спустился сюда ледник и выпахал широченный желоб с отлогими склонами. Затем ледник постепенно стаял, и осталось аккуратно обтесанное корыто, по дну которого тихохонько течет река, совершенно не подозревая, что она горная.

На берегах трава по колено, но уже пожелтевшая и привядшая. Лишь в котловине, где Мура вбирает в себя многочисленные притоки, трава такая густая и сочная, что мы в два счета перепачкались зеленью. Овцы пасутся без присмотра. Они теснятся по обеим сторонам нашего пути, как городские зеваки во время проезда именитых гостей.