Альманах - «На суше и на море». Выпуск 2

Овцы невежественны, иначе они глазели бы не на нас, а себе под ноги. Покрытые вкусной травой чуть заметные всхолмления, которые мы даже не даем себе труда обходить, — это рухнувшие глинобитные стены; выступ на склоне, еле отличимый от прочих скал, — остатки Калай-Сангина, «Каменной крепости». Остатки незавидные, однако ж пережившие славу десятков своих завоевателей, от которых не осталось даже имени.

А дважды это затерянное междуречье, едва нанесенное на карту, включалось в орбиту большой истории.

Две личности, две эпохи, разделенные тысячелетиями, миры, навечно обозначенные как Запад и Восток, — Александр Македонский и Бабур. Они проходили здесь: один — преследуя врага, другой — уходя от погони.

Любой ясно выраженный характер интернационален в том смысле, что в каждом народе найдется подобный ему. Разделенные материками и эпохами, они принадлежат единому беспокойному человечеству.

Бабур совершил оплошку, сам написав о себе. Он мог бы, как и Александр, вызвать к жизни целую литературу. Потомок Тимура, изгнанный в юности предводителем кочевых узбеков Шейбани-ханом из родной Ферганы, он с горстью дружинников завоевал себе новое царство.

Так пишет Бабур, не уточняя здесь «желанную цель». Но в своих записках мимоходом замечает: «Ходжент — незначительное место; человек с сотней или двумя нукеров прокормится там с трудом. Как же может муж с большими притязаниями спокойно сидеть там?»

«Большие притязания» Бабура привели его в Индию, где он основал для себя и своих потомков трехсотлетнюю империю «Великих Моголов», павшую лишь от британских пушек.

Этот человек удивительно сочетал в себе свойства основных человеческих типов: созерцательного и деятельного, неистовый в жизни, он пытлив и объективен в написанном. Подобное сочетание не столь редко. Редко проявляется оно с такой брызжущей полнотой.

Мы идем по долине, где отступал Бабур, потные, тихие и смирные. Никто нас не преследует и мы не завоевываем себе царство. Мы можем только дать волю воображению, платонически ощутить горечь бегства и предчувствие новой славы.

Далее по реке Сарытаг пошло уж и вовсе привычное: березы, тополя, ивы, волнуется вполне шишкинская рожь, желтые стога наметаны в два человеческих роста. Березы здесь огромные, раскидистые, со свернувшейся лохматой корой бронзового цвета. Поэты, которым это дерево издавна дает хлеб насущный, несколько растерялись бы в поисках новых сравнений. Недостает разве лишь поселян песенного вида с есенинской голубизной в глазах.

А вот и они. Не на лошадках, правда, — на ишаках, не в лаптях — в сапогах сыромятной кожи, в халатах вместо зипунов. Но в глазах под стать березам всамделишная северная голубизна. Чтобы навсегда закрепить за собой эти земли, дальновидный завоеватель македонец оставил здесь, на зыбком рубеже свеженаграбленных владений, несколько тысяч своих воинов, «тех, — пишет историк Александра Помпей Трог, — кто в его войске обнаруживал беспокойный дух».

Восток, Запад — навечно разделенные половинки мира… Чистая мистика. Земля круглая и, главное, сплошная. И живет на ней единое человечество

Греческие колонисты давно позабыли и язык предков и своих богов. А цвет глаз, форма носа — существенно ли это?

— Салям алейкум! — приветствуют нас потомки эллинов, проезжая мимо на ишаках, и по-восточному низко кланяются, прижимая руку к сердцу.

Приятно думать, что наша палатка раскинута на том лужке, где, возможно, пасся доблестный конь Александра Македонского. Мы чувствуем себя приобщенными к большой истории.

Правда, великий грек попал в Кухистан случайно. Он даже не подозревал о существовании этого края. Горцы, жившие здесь, были равны и в свободе и в бедности. «Они соревнуются и том, чтобы ничего не иметь, — замечает историк, — ибо считают, что беднейший свободнее грабителя. Лук и стрелы — все их имущество, все, чего они добиваются в жизни и что оставляют по наследству. У охотника есть стрела — и у всех в изобилии мясо и достаточно шкур для одежды».

Но рядом простиралась богатая Согдиана с устоявшимся государственным строем, с одной из самых разработанных и естественных религий — поклонением огню, с торговлей, ремеслами и уважением к женщине, в то время, когда македонцы в звериных шкурах еще гоняли на обмен к эгейцам тощие стада, не догадываясь о своей исторической миссии. «Я — человек из благородных Согда, история которых прекрасна» — с достоинством говорит о себе поэт Аль-Хурейми.

Согдийский военачальник Спитамен собрал в горной теснине, удобной для засады, воинов, «не пускающих стрелы наудачу». «На лошадях сидят по два всадника, и быстрота коней равняется коварству людей». Спитамен велел им окружить македонский отряд и ударить со всех сторон. В битве полегло две тысячи пехотинцев, триста всадников.

«Ты мне назначаешь Согдиану, столь мятежную, — заявляет приближенный Клит Александру, — которая не только не приведена в покорность, но и вообще не может быть покорена».

Александр с основными силами бросается на Спитамена — тот отступает в родные горы. «Земля там так покрыта снегом, что только с трудом можно было проходить по ней». И берега озера, носящего доныне имя завоевателя — Искандеркуль, наблюдали финал событий; Александр велел сломать плотину и обрушить на головы мятежным кишлакам потоки воды. И теперь в сотне метров выше по склону видны зеленые линии арчи, отмечающие прежний уровень озера.

Популярность Александра распространяется даже на Буцефала, его коня. Утверждают, например, что Буцефал утонул в озере Искандеркуль.

Необузданным натурам везет в памяти потомков. Им прощается многое за это качество, без которого не был бы добыт огонь, изобретено мыло и открыта Америка. Им тесно и, расправляя плечи, они расширяют границы мира.

Мы предаемся этим размышлениям, валяясь в траве на берегу Искандеркуля, обессиленные десятидневным переходом. А ночью мне снится пенно-белый лобастый конь, похожий на быка. Он медленно, раздвигая черную воду тяжелыми бабками, выходит из озера и принимается щипать траву. Я протянул руку, чтобы погладить его, — Сергей только выругался и повернулся на другой бок.

Искандеркулю пророчат блестящее будущее.

— Это огромный природный резервуар. Весной здесь можно накопить воды вон до тех отметин (мы смотрим на линии арчи высоко над берегом) и в продолжение всего лета отпускать ее понемногу лежащим ниже богарным посевам. Вы знаете, что естественный сток Искандеркуля равен шестистам миллионам кубометров воды в год? (Мы не знали этого.) Представьте только — в двадцать шесть раз больше, чем у Севана! (Мы попытались представить.) Плюс электростанции! Плюс туризм, всесоюзный, не меньше!