Стэнли Корен - Как разговаривать с собакой

Обучение Арли считать до трех уложилось в школьную четверть, и потребовался еще один месяц, чтобы он научился считать до четырех и различать два слова: «собака» и «кошка». Элизабет объясняла: «Это — способ, которым животные „читают“: вы говорите „собака“ — и он сбивает блюдце со словом „собака“; вы говорите „кошка“ — и он сбивает блюдце со словом „кошка“».

Через несколько недель Арли научился считать до шести и читать слова: «собака», «кошка», «Арли», «птица», «мяч» и «кость». Он также научился выбирать большее из двух показанных ему чисел, хотя Элизабет признавала, что это заняло «много дней и недель, и мы прошли через тысячи разочарований, проб и ошибок».

В следующем цикле обучения Арли уже учился писать. Элизабет брала знакомое изображение слова «собака» и размещала его на трех блюдцах: «d», «о», «g» соответственно [4] В английском языке слово «собака» состоит из трех букв: dog. — Прим. пер. . Арли должен был сбивать блюдца в правильном порядке, чтобы получилось слово, даже если буквы стояли в другой последовательности, например, «о», «d», «g» или «g», «d», «о». Независимо от этого он должен был выбрать сначала «d», затем «о» и наконец «g». Постепенно Элизабет вводила смешанные наборы букв, например «d», «с», «о», «а», «g», «t»} и Арли должен был создать слово «собака» или «кошка» в соответствии с командой.

Обучение не всегда шло гладко. Когда Арли уставал или находил задачу особенно трудной, он просто стоял с глупым выражением на морде, ожидая, что ему помогут. Иногда он сбивал блюдца наугад, как студент колледжа на экзамене по предмету, лекции по которому он регулярно прогуливал. Он полагал, что случайные ответы могут оказаться верными, в то время как отсутствие ответа вообще не даст никакого результата.

После того как Арли стал правильно набирать слова на блюдцах, отмеченных буквами, он перешел на электрическую пишущую машинку. Это была клавиатура с двадцатью одной буквой и клавишей пробела, на которые Арли мог нажимать. Все, что он должен был сделать, — это ткнуть своим носом соответствующую клавишу. Арли не имел никакого специального монитора, чтобы проверить себя, так как компьютеры тогда еще не были распространены. Таким образом, единственный способ, которым Арли мог контролировать последовательность букв, которые он печатал, — это смотреть на лист бумаги после каждой напечатанной буквы. Чтобы помочь ему, Элизабет предусмотрительно поместила лупу перед кареткой, что позволяло Арли видеть увеличенные буквы и слова, которые он печатал, не напрягаясь. Однако это оказалось совершенно лишним. Возникало впечатление, что нет никакой возможности привлечь внимание Арли к листу бумаги с напечатанным текстом. Он не желал соединять законченный машинописный текст с процессом печатания. Когда Арли сосредотачивался, он без ошибок печатал слово, правильнее сказать, складывал последовательность букв. Но если Арли был не в настроении, то напечатанные им слова приходилось долго расшифровывать, чтобы понять, о чем речь.

Арли очень быстро научился печатать следующие слова: «Арли», «Плуто» (другая собака Элизабет), «собака», «кот», «птица», «машина», «мясо», «кость», «мяч», «хороший», «плохой», «бедняжка», «идти», «пришел», «есть», «получить» и «нет». Эти слова ему диктовали медленно, растягивая буквы, например: «Ааааа-ррррр-лллллл-иииии». Но казалось, что Арли не связывает напечатанные слова с их значениями, что он просто «пишет под диктовку» вместо того, чтобы учиться читать. Через некоторое время он выучил семнадцать букв, приблизительно шестьдесят слов и мог печатать целые фразы, например: «Хороший Арли шел к машине и увидел плохую собаку», без ошибок. Элизабет очень гордилась результатами своей работы. Ведь все это Арли освоил в течение одного года. Она была настолько уверена в его способностях, что позволила ему печатать свои рождественские открытки.

Понимал ли Арли значения тех слов, что он печатал? Элизабет не была полностью в этом уверена, пока не произошло нечто важное. Однажды Элизабет путешествовала с Арли, и у него начались проблемы с желудком. Он стал вялым и неохотно работал. Однажды она позвала его к пишущей машинке. Он был довольно сонным и не выглядел очень заинтересованным, когда она диктовала: «Хо-ро-ша-я со-ба-ка по-лу-ча-ет ко-сть». Казалось, что кость его нисколько не заботит. Наконец, Арли подошел к пишущей машинке и ткнул носом в клавишу «а». Хотя Элизабет не диктовала никакого «а», она решила, что так или иначе позволит ему поимпровизировать. Арли продолжил печатать без диктовки, самостоятельно выбирая клавиши: «ПЛОХО», «ПЛОХО», «СОБАКА». Элизабет поняла, что чудо свершилось и она стала свидетелем настоящей письменной коммуникации ее собаки.

Как только Арли полностью выздоровел, она решила провести новый эксперимент. Элизабет позволила ему печатать без всякой диктовки, независимо от того, что у него на уме (или на носу). После первых результатов она убедилась, что Арли писал стихи, а не прозу. Арли писал непрерывной строкой, но Элизабет делала расстояния между законченными фразами и разделяла строку на несколько коротких строф, подчеркивая ритм текста. Для каждой собачьей поэмы она также придумывала название.

Поэт Арли редко использовал опознаваемые слова для создания своих стихов. Вот моя любимая поэма, написанная Арли:

Элизабет представила работы Арли известному критику современной поэзии, не сказав, что поэмы были написаны собакой. Критик сказал: «Поэмы очаровательны. Я думаю, что автор имеет определенную близость с группами конкретистов Бразилии, Шотландии и Германии. Он знаком с ними?» Затем он предположил, что если бы начинающего поэта поддержали, Арли мог бы подняться до высот американского поэта Э. Э. Каммингза, «который пишет стихи именно в таком стиле».

Элизабет, возможно, и могла бы оказать такую поддержку своему четвероногому гению, но она отклонила это предложение. Позже она написала:

«Я награждала только за правильные слова, оставляя за Арли выбор слова из довольно большого числа выученных к тому моменту слов и словосочетаний, я отдала предпочтение изучению реальных слов, а не причинно-следственных связей букв и слов. Через некоторое время поэмы становились бы все более человеческими и менее конкретистскими.

Но я остановилась. Самостоятельное печатание плохо сказывалось на нервах Арли. Он становился беспокойным. Начинал бить по клавишам лапами. Принимался скулить, хныкать и визжать. „Откуда мне знать, что я должен делать? — казалось, спрашивал он. — Диктуйте! Во имя небес, диктуйте!“» [5].