Михаил Кречмар - Мохнатый бог

Однако зверь не двинулся с места, тогда женщина вынула его из воды, хорошенько поругала и снова посадила в воду, сказав: «Теперь иди и поубивай злых людей, которые били моего мальчика». Как только она произнесла эти слова, зверь задвигался, переплыл залив и там начал на глазах расти. И вскоре вырос красный медведь-великан. Медведь осмотрел себя, потом ещё раз посмотрел на женщину, которая всё ещё приказывала, чтобы он никого не щадил, и двинулся вперёд. Долго шёл красный медведь, пока добрался до селения над большой рекой. Встретился ему мужчина, который шёл за водой, он его разорвал. Потом рыскал по селению, пока не уничтожил более половины его жителей. Те, кого смерть миновала, собирались покинуть селение. А красный медведь тем временем поплыл по Юкону, добрался до реки Кускоуим и начал уничтожать всех, кто попадался. После этого он возвратился на берег залива, где был создан тёткой и племянником. Увидев людей на берегу, медведь стал устрашающе реветь и поплыл к селению. Жители, завидев это, ужасно перепугались и стали кричать: «Прибыл пёс старой бабы, он нам всем смерть несёт! Скажите этой женщине, чтобы она попридержала своего пса!» Наконец нашли женщину и послали её навстречу медведю. Женщина схватила его за шерсть на спине и сказала: «Оставь этих людей в покое, они всегда относились ко мне дружелюбно и давали есть, когда я была голодна». Потом повела его к себе домой, посадила там и сказала: «Ты хорошо выполнил моё приказание, однако больше не нападай на людей, разве только в том случае, когда они будут тебя обижать». Сказав это, она вывела его за дверь и выгнала в тундру. Вот откуда там появились красные медведи.

Красные медведи (а их можно, скорее всего, отождествить с медведями Ричардсона) появляются ещё в нескольких эскимосских сказаниях. В частности, в одном из них фигурирует некоторая женщина Такука, которая от горя превратилась в красную медведицу и стала разрывать всех встречающихся по дороге людей, в том числе и собственных детей. В другой легенде, у канадских эскимосов, даётся объяснение тому, почему белый медведь иногда агрессивен по отношению к человеку. Эта версия связывается у эскимосов с идеей о происхождении жизни вообще, и легенда так и называется:

В старые времена, когда землю ещё покрывала вода, люди питались тем, что находили на поверхности моря. Однако в конце концов вода отступила — и из морских растений возникли земные деревья, кустарники и травы.

Одна женщина, потерявшая мужа, жила среди чужих людей. А эти люди как-то решили перенести своё селение на отдалённый мыс. Женщина, которая кормилась тем, что иногда ей давали из милости охотники, стала им в тягость, и решили они избавиться от неё. Они уложили в лодку все её вещи, а когда вышли в открытое море, столкнули женщину в воду. Она изо всех сил ухватилась за края лодки, но люди отрубили ей пальцы. Пальцы, упав в воду, превратились в животных: большой палец — в моржа, указательный — в тюленя, а средний — в белого медведя. Женщина призвала их отомстить за обиду. Когда первых два зверя видят человека, они убегают, боясь, чтобы с ними не случилось того, что и с женщиной.

Белый медведь чувствует себя хорошо как на суше, так и в море. Но когда видит человека, то бросается на него, желая отомстить за ту женщину, из пальца которой возник.

Все мы с детства помним то неповторимое место, которое бурый медведь занимает в русских народных сказках.

Надо сказать, что в подавляющем их большинстве мишка обрисован без особой симпатии. Медведь запугивает мужиков, берёт в полон детей, ломает постройки и вообще склонен наносить всяческую поруху. Ещё счастье, что он недостаточно сообразителен и тугодум, зачастую действует по принципу «сила есть — ума не надо», что даёт возможность народному герою компенсировать находчивостью звериное физическое превосходство. Однако даже это иногда не удаётся, и в чистом фольклорном варианте сказка далеко не всегда заканчивается хорошо — зачастую хеппи-энд она приобретает только в литературной обработке. Вот одна из сказок, записанных в Вологодской области А. Н. Афанасьевым. Она так и называется:

Жили-были старик да старуха, детей у них не было. Старуха и говорит старику: «Старик, сходи по дрова». Старик пошёл по дрова; попал ему навстречу медведь и сказывает: «Старик, давай бороться». Старик взял да и отсёк медведю топором лапу; ушёл домой с лапой и отдал старухе: «Вари, старуха, медвежью лапу». Старуха сейчас взяла, содрала кожу, села на неё и начала щипать шерсть, а лапу поставила в печь вариться. Медведь ревел, ревел, надумался, да и сделал себе липовую лапу; идёт к старику на деревяшке и поёт: Скрипи, нога,

В те поры старик и старуха испугались. Старик спрятался на полати под корыто, а старуха на печь под чёрные рубахи. Медведь взошёл в избу; старик со страху кряхтит под корытом, а старуха закашляла. Медведь нашёл их, взял да съел.

Б. А. Рыбаков считает, что здесь перед нами отрывок весьма архаичного фольклорного произведения, в котором, по всей вероятности, пропущены какие-то звенья; осталось одно: лесной хозяин карает людей, использующих его отрубленную лапу в утилитарных целях — варят мясо, прядут шерсть, сушат кожу. Ещё две «стандартные» сказки на медвежью тематику.

Приехал мужик в поле, стал пашню пахать. Вдруг вышел медведь из лесу — да к нему.

— Мужик, мужик, я тебя съем.

— Не ешь меня, медведь. Давай лучше вместе репу сеять. Как вырастет репа — разделим поровну.

— Ладно, — говорит медведь, — давай.

Вот вспахали они поле, посеяли репу. Выросла репа крупная да сладкая. Стали мужик и медведь делить репу. Спрашивает мужик:

— Ты, медведь, что себе возмёшь: вершки или корешки?

Медведь говорит:

— Вершки возьму.

— Ну, хорошо, будь по-твоему: бери вершки.

Отдал мужик медведю всю ботву от репы, а репу домой увёз.

Пожевал-пожевал медведь ботву — невкусно.

Пошёл он к мужику и говорит:

— Дай-ка мне корешки попробовать.

Дал мужик ему репу. Медведь съел и говорит:

— Э, мужик! Твои корешки сладкие, вкусные, а мои вершки горькие. Не буду больше вершки брать!

На другое лето посеяли мужик и медведь пшеницу. Славная выросла пшеница. Принялись они жать, медведь и говорит:

— Ну, мужик, давай мою долю, да смотри — без хитрости.

— Хорошо. Говори — что теперь возьмёшь?

— Давай корешки.

Мужик не стал спорить. Взял себе вершки, а медведю оставил корешки. Вот мужик намолол пшеничной муки, напёк пирогов, сидит да ест. А медведь приволок в свою берлогу корешки, стал их жевать. Жевал-жевал, не мог разжевать. Понял он, что опять не то выпросил. Досадно стало медведю. Перестал он вместе с мужиком землю пахать.