Паулина Киднер - Мой тайный мир

Наблюдая за ней сквозь смотровое окошко, я увидела, как она прислонила ухо к стенке — ушла ли я? Потом подняла лапу и стала царапаться в дверь. Потом стала царапаться обеими, явно поняв, что ее оставили. Но сил у нее хватило ненадолго, и она вернулась к своему одеялу. Понюхала, забралась под него с головой и уснула. Она явно устала за день.

…Прежде чем ложиться спать, я еще раз заглянула к ней в загон. Увидев, как она блаженно растянулась на спине поверх одеяла, подставив пузо теплому потоку лучей, я почувствовала себя счастливее. Ей явно было хорошо — что ж, все, что могла в тот день, я сделала.

Я глянула в окошко соседнего загона, где жительствовал мистер Достопочтенный Барсук — пока жара не спадет, выпустить его не удастся.

— Ничего, дружище, — тихо сказала я ему. — Синоптики обещают перемену погоды, и ты выйдешь на вольные просторы!

— Конечно, теперь, когда он полностью отошел, тяжело было видеть его в четырех стенах загона. Но что делать: только дождик поможет ему обрести свободу.

Следующие дни несколько подняли мне настроение. Складывалось впечатление, что лечение шло Блюбелл на пользу, к тому же пришедшие два дня спустя результаты анализов отмели подозрение на чахотку. Как хорошо, подумала я, что догадалась вовремя свозить ее к врачу!

Неделю спустя приехал сам Стюарт.

— Ну, как там моя любимая пациентка? — спросил он, потрепав ее по загривку, — Она ведь держалась молодцом, когда была у меня в операционной! Колин (другой ветеринар хирург) был так рад поносить ее на руках! Ты говорила, она может испугаться — да что ты, она вела себя превосходно!

Он прослушал ей сердце.

— Похоже, она чувствует себя гораздо лучше.

— Могу я пустить ее ко всем остальным?

— А почему нет? — промолвил айболит. Он был так же рад, как и я.

Под вечер я открыла дверь рукотворного гнезда и пустила туда Блюбелл, которая тут же кинулась к себе в «палату». Все детеныши, как один, столпились вокруг нее, приветствуя многоголосым хором. Акорн и Тэнси «пометили» ее мускусным запахом, а Кэткин в волнении прыгнула ей на спину, а оттуда на голову. Забравшись в самую большую «палату», Блюбелл зарылась в солому — она была так счастлива, что снова оказалась дома! Все шестеро прижались к ней — расчесывали ей шерсть, отпихивали друг друга, соревнуясь за право быть ближе к ней, и наконец успокоились. Я не могла налюбоваться на это зрелище — Блюбелл и шестеро прижавшихся к ней приемных детенышей — в одной «палате», а Клавер и Сноудроп — в соседней!

Но вот наконец-то природа смилостивилась, и хлынули долгожданные дожди. Целую неделю хлестало не переставая, так что даже водосточные трубы ревели от потоков воды, низвергавшейся в наш мощенный старинным кирпичом двор. Выгоревшие на солнце бурые пустоши в мгновение ока облачились в ярко-зеленый наряд, будто и не расставались с ним никогда. Все вокруг блестело, теплый летний воздух был напоен свежестью.

— Ну что, старина, — сказала я Достопочтенному Барсуку, — погостил, пора домой!

Меня иногда спрашивают — как вам удается изловить крупного пожилого барсука, если вас к нему вызывают. Но, это-то как раз нетрудно, потому что зверь обыкновенно бывает болен и слаб. Самое смешное начинается, когда он выздоравливает, набирает хорошую форму, а порой — и излишний вес.

Вот тогда поди попробуй запихать его в ящик, чтобы отвезти домой, на волю вольную!

Держа ящик наготове, я деликатно заманила барсука в угол и, сцапав за загривок, сунула в ящик с открывающейся сверху крышкой. Теперь единственная трудность — закрыть на задвижку, пока он не успел выскочить наружу.

Слава Богу, Достопочтенный Барсук оказался податливым — его удалось усадить в ящик с первой попытки. Мы с Мэнди погрузили ящик на сиденье — и вскоре домчали до фермы, где страдальца нашли пару месяцев назад. Хотя в машине он держал себя удивительно спокойно, стоило нам поставить ящик на траву, как он узнал родимые поля и леса и стал рваться наружу! Аккуратно открыв крышку, Мэнди отскочила назад. Зверь, ни секунды не колеблясь, выпрыгнул из ящика и помчался туда, где сквозь кустарник тянулась барсучья тропа. Я так радовалась, что он снова дома, и как бы хотелось, чтобы больше ничего печального с ним не случалось!

Не надо объяснять, как обрадовались дождю барсучата: истосковавшиеся по влаге червяки повылезали на поверхность, а моим питомцам только этого и надо было — охотничий сезон открыт! Акорна, например, было за уши не оттащить от пруда. Нередко он с великим наслаждением плавал по периметру и нырял за водяными жуками. Иногда он даже усаживался посредине — где мелко — и принимался прихорашиваться: я ли не удалец, я ли не молодец! Меня бы на конкурс красоты среди барсуков, жаль только, что такого нет! Те трое, которых я выкормила из бутылочки, приходили ко мне по-прежнему, но остальные были куда более осторожными, и наблюдать за ними я могла только через стекла, когда они находились у себя в «палатах».

По вечерам я брала домой Блюбелл. Но внезапно в ее поведении открылась пугающая странность: она начала проявлять агрессивность по отношению к Симону и Дэниэлу, которые были дома на летних каникулах. А впрочем, я тогда нашла этому объяснение — она, как и прежде, хотела только моего общества и больше ничьего.

Всегда, когда я выводила ее для встреч с посетителями, она проявляла удивительную деликатность по отношению к детям. Но как-то раз случился сбой. У нас в рукотворном гнезде находилась группа из 30 человек; она вышла, стала тереться о ноги людей и давала себя погладить. Пока мы беседовали, вошла супружеская пара с двумя маленькими детьми. У одного из них в руках были конфеты, и моя милая Блюбелл, почуяв вкуснятину, направилась к ребенку, предвкушая угощение. Но другой мальчик до того испугался, когда она стала приближаться, что с ним случилась истерика, и он вскочил на стул. Не меньше перепугалась и сама Блюбелл, но прежде, испугавшись чего-то, она забиралась обратно «палаты»; на сей же раз она устремилась в погоню за беднягой.

Я, конечно, схватила ее за шкирку, запихнула обратно в гнездо и заперла дверцу — так она подскочила к дверце и принялась; отчаянно царапаться. Слава Богу, ребенок отделался, как пишут в сводках происшествий, легким испугом. Родители оказались очень понимающими и сами высказали предположение, что ребенок криком напугал барсучиху. Я мысленно поклялась, что больше никогда не подпущу Блюбелл близко к людям.

Как только публика ушла, я сразу бросилась звонить Стюарту:

— Прости, ради Бога, но, по-моему, опять что-то не так. Блюбелл выглядит хорошо, шкурка лоснится, не потеряла ни фунта веса, но сделалась очень агрессивной.

Стюарта не надо было упрашивать осмотреть ее. Хотя всего месяц назад анализы не вызывали опасений, он как настоящий врач не мог игнорировать мои подсознательные чувства.