Евгений Вишневский - Приезжайте к нам на Колыму! Записки бродячего повара: Книга первая

— Извините, ребята, рыбы пока нет, — смущенно улыбаясь, разводил руками молодой повар, — суп с тушенкой. Рыбаки, а без рыбы. Вы когда обратно-то пойдете?

— Да, наверное, через неделю, может, дней через десять, — солидно отвечал наш Володя.

— Ну, через неделю-то мы уж вас точно и балычком угостим, и икоркой, это не сомневайтесь.

Среди рыбаков вертится рыжий веснушчатый мальчишка лет десяти.

— А чего же это вы без ружья идете? — спрашивает он нас.

— Да на что нам лишняя тяжесть? — отвечаю я вопросом на вопрос.

— А говорят, возле Тяти мишек полно...

— А мы песню заорем, засвистим, заулюлюкаем, мишка испугается и убежит, — снисходительно улыбаясь, говорю я маленькому нахалу.

— Ну, это смотря какое ваше счастье, — встревает в разговор длинный костлявый рыбак в телогрейке, надетой на голое тело, — я в прошлом году и пел, и свистел — ни хрена! Бежит за мной — и на тебе! Спасибо, под горку бежать пришлось — медведь под горку слабо бежит. Добежал я до моря, залез на камень и сижу там, как попка на жердочке. А он, скотина, ходит по отливу, смотрит на меня да облизывается. Часа три этак ходил, а я все сидел как столпник... Потом шлюпка с сейнера подошла, и сняли меня с камня ребята.

— А почему же в море-то за вами медведь не полез? — испуганно спросил наш Коля.

— Что он — дурак, в море-то лезть? —- засмеялся рыбак.

Так мы и не поняли, шутил рыбак, стращая нас, или рассказывал действительный случай.

Поблагодарили рыбаков за гостеприимство и двинулись дальше. На прощанье мальчишка пожелал нам:

— Чтобы вас в бамбуках мишенька скушал.

Чем-то мы ему не понравились.

Опять идем вдоль по отливной полосе. Туман потихоньку развеивается, открывая нам совершенно непуганый мир зверей, птиц и вообще всякой живности. Причем все что-то едят. Вон валяется огромный дохлый сивуч, морской лев, в боку у него три больших дыры — следы разрывных пуль. Кто стрелял в этого красавца, для какой надобности? Этого сивуча с разных концов пожирают, опасливо косясь друг на друга, лисы и стервятники. Причем стервятники клюют голову, а лисы, вымазавшись в крови, как вурдалаки, рвут сладкое загнившее мясо возле ран. Чуть подальше три лисы доедают труп сивучонка и тоже не обращают на нас ни малейшего внимания. Даже обидно, ей-богу! Тысячи уток и бакланов кормятся у самого берега и на наши крики, свистки, даже камни, которые Коля в остервенении швыряет в их скопления, отвечают поразительным равнодушием. Вдалеке видим медведя, который тоже что-то жрет в устье мелкого ручья, но медведь при нашем приближении, правда, нехотя бросает свою трапезу и не торопясь скрывается в бамбуках.

Под самый вечер, словно специально нам к ужину, море выбросило прямо под ноги большого живого налима, из которого мы и сварили уху.

Встав пораньше, двинулись на север дальше, по-прежнему берегом океана. Над водой вновь лежит туман, хотя и не такой плотный, как вчера утром. На камнях, торчащих из моря, серыми изваяниями сидят стервятники. Вот один лениво поднялся, несколько раз махнул крыльями и вдруг упал в море. Тут же поднялся в воздух — в когтях у него извивалась большая рыбина.

На обед в речке Мостовой поймали первую горбушу. Несу ее на палочке, и всем отрядом строим догадки: горбыль или горбуша, с икрой или без икры.

Подошли к мысу Геммерлинга. Еще на погранзаставе в Южно-Курильске пограничники говорили нам, что берегом этот мыс не обойти. Володя ушел в разведку, а мы разулись, сели на песочке. Сидим и осматриваем окрестности. А они действительно стоят того, чтобы их внимательно рассмотреть! Мыс так красив, что описать его мне, пожалуй, не под силу. Это просто какое-то чудо, созданное природой: отвесные скалы высотой метров двести — триста словно бы сложены из гигантских каменных, поставленных на попа брусьев, идеально ровно тесанных; они с трех сторон окружают уютную бухточку, вход в которую с четвертой стороны закрывает длинное тонкое лезвие высоченной скалы. И в эту скалу с ревом бьется океан.

Володя вернулся через полчаса с двумя пограничниками, майором и солдатом. Майор подтвердил, что берегом мыс обойти невозможно — нужно карабкаться по почти отвесным скалам и переплывать четыре залива, так что придется нам возвращаться назад и идти тропой в обход через джунгли.

Возле речки Мостовой, к которой нам пришлось возвратиться, сварили уху из пойманной здесь же горбуши, а икру ее засолили. Однако первый блин вышел комом — икру я пересолил.

После обеда простились с пограничниками и двинулись в глубь бамбуков. Идем кучно, не растягиваясь, все-таки боимся встречи с медведем. Однако вместо медведя встретили здоровенного лиса. Он стоял прямо посреди дороги и с любопытством смотрел на нас. И буквально за два шага, вильнув облезлым хвостом, нехотя ушел в бамбуки.

Вечером вновь спустились к океану и стали на ночлег в рыбачьем балагане на речке Саратовской. Ужинали при свечах за столом, стоящим на крутом бережку речки, а перед самым отходом ко сну прямо у стола поставили сеть, валявшуюся возле балагана. Здесь я разыскал стеклянную трехлитровую банку, которую тщательно вымыл с песком и водорослями — под завтрашнюю икру.

Я встал, по обыкновению, первым и сразу же обнаружил, что огарки свечей, которые мы вчера оставили на столе, скушали вороны. Лисы, привлеченные какими-то соблазнительными запахами, сделали шесть подкопов под наш балаган. А в сетку, к сожалению, не попалось ничего: видно, горбуша в реки еще не идет.

Опять идем по тропе в бамбуках. Это, конечно, не так интересно, как идти берегом океана, зато тут часто попадаются поляны, полные спелой земляники. Причем земляника очень крупная и растет хотя и среди сплошных бамбуков, но почему-то правильными рядами. Может, это бывшие культурные плантации, возделываемые при японцах, которые теперь поглотили джунгли?

Пришли на бывшую погранзаставу Тятино, расположенную у самого подножия великого курильского вулкана Тяти. Застава оставлена совсем недавно: года три-четыре назад, не более, но джунгли уже заполонили все пограничные сооружения: строения переплетены лианами, сквозь полусгнившие доски пола растет бамбук, и вообще заставы уже почти и не видно в трехметровых лопухах и медвежьих дудках. Из останков конюшни, переплетенных лианами, разожгли костер и сварили обед. Обедали на пограничной вышке (в «скворешнике»), откуда открывался потрясающий вид на океан, океанский берег, подножие вулкана и его дальние склоны. Вокруг, насколько хватает глаз, все то же буйное царство природы и никаких признаков людей.

После Тятина тропа круто ушла в горы, и океан уже даже почти и не был слышен. Зато теперь явственно слышен медвежий рев, и повсюду на тропе видны свежайшие медвежьи следы. А вот даже и следы медведицы с медвежонком — это совсем опасно. Дорога, вернее тропа, ползет все круче по скалам и распадкам, бамбук стоит стеной выше человеческого роста, приходится буквально проламывать его всем телом. Смеркается, но становиться лагерем здесь, в медвежьем царстве, без дров и воды, среди бамбуков нам кажется немыслимым делом. Вскоре опускается кромешная тьма. Идем с фонариком, у которого откровенно садится батарейка. Единодушно приходим к выводу, что американцам никогда не победить во Вьетнаме — ходить по бамбукам белому человеку невозможно! Самое страшное сейчас — потерять тропу. Несколько раз теряем ее и вновь находим. Наконец ставим палатку прямо поперек тропы и, обессиленные, безо всякого ужина засыпаем.