Евгений Вишневский - Приезжайте к нам на Колыму! Записки бродячего повара: Книга первая

— Должно быть, так, — соглашается Саня. — Он уже вчера намекал мне. Я, дескать, на вас пять штук патронов израсходовал, оленя убить вам хотел. Я, правда, ему сказал, что у нас самих боезапаса кот наплакал... Но пять-то штук ему отдать придется, а то вони не оберешься.

И вдруг, к неописуемом нашему удивлению, на противоположном берегу реки видим мы грустного Евсеича, который бредет, неся в авоське за спиной здоровенного ленка, а в руке — карабин. При этом бредет он отнюдь не со стороны нашего лагеря, а как раз наоборот — от устья Паука.

— Здоровеньки булы! — кричит нам дед с той стороны Иныньи. — Все, кончил я навигацию к такой матери, и удочку об коленку изломал. Дерьмо это, а не тайга — рыбы мало, мяса мало...

— Побойся Бога, Евсеич, как же мало? — удивляется Гена. — Олени кругом непуганые ходят. Чего же тебе еще надо?

— Олени-то ходят, — машет рукой Евсеич, — да что в них, в оленях-то?! Нет, домой хочу, в Киев. Ну ее, эту тайгу, к такой матери! Все, последний раз езжу, отъездился...

— Евсеич, это ты стрелял из карабина? — строго спрашивает его Саня.

— Ну, я стрелял, я, — нехотя ответил дед.

— А нам показалось, что стреляли там. — Я махнул рукой в сторону нашего лагеря.

— Мало ли чего вам показалось, — устало сказал Евсеич и присел на камень, — в сопках точно не поймешь, откуда выстрел. Да еще и ветер сейчас крутит.

— Медведя бил? — уважительно спрашиваю я.

— Да какого там медведя! — в сердцах машет рукой Евсеич. — Кабы медведя, так не обидно было бы... оленя! Ведь давал же я зарок — не стрелять больше оленей. А этот прямо на меня вышел, да такой матерый, такой красавец, рожищи — во! шкура от жира лоснится... Да какой-то, видать, заговоренный попался... Я его метров с двадцати бил. Первый раз ударил — он головой закачал. Ну, думаю, попал, сейчас на бок повалится. Нет, постоял-постоял, козел вонючий, да и пошел. И идет-то, главное, медленно, вразвалку: дескать, плевать я на тебя, Евсеич, хотел вместе с твоим карабином, а я сам как остолбенел... Потом пришел в себя, вдарил ему вслед еще три раза, да куда там, он уже на той стороне реки был, за порогами! Нет, все, кончаю я эту охоту и рыбалку кончаю. Отдыхать буду. Мне теперь только медведь нужен, а олень пускай хоть в палатку приходит, стрелять не стану.

Прошли с работой вниз по Инынье до самых порогов и там сделали привал. Сварили чаю и пообедали. Очень вкусный чай получается здесь. То ли вода, то ли воздух, в котором травы хорошо настаиваются, тому виною, не знаю. Как и все полевики, плотно едим мы утром и вечером, а вместо обеда у нас обычно легкий чай с бутербродами. Тем временем ветер пригнал с севера (может быть, даже с моря) низкие, тяжелые тучи, и неподалеку загромыхала гроза. Гроза в горной тайге — прекрасное, ни с чем не сравнимое зрелище, жуткое и восхитительное одновременно. Но о ней писать надо отдельно, и, видимо, мое слабое стило для этого не годится. В далеком теперь уже шестьдесят втором году на Алтае, сидя на вершине горы Ревнюхи, попали мы в самый центр такой грозы. До сих пор, как вспомню, мороз по коже от ужаса и восхищения. К счастью, а может, наоборот, к несчастью, гроза задела нас только легонько, самым своим краешком, и вскоре мы уже увидели огромную толстую радугу, переброшенную из реки Иныньи в реку Лесную. Радуга была таких чистых и ярких тонов, каких я прежде никогда не видывал. Саня сделал ее снимок на цветную пленку, но в сумерках навряд ли у него что-нибудь выйдет [24] Так оно впоследствии и оказалось. .

Совсем поздно, когда мы уже собрались в обратную дорогу, Саня обнаружил какое-то необыкновенное обнажение [25] Пусть это слово никого не вводит в заблуждение — имеется в виду обнажение горных пород. . Несмотря на не совсем еще здоровую ногу, он прыгал от восторга, как молодой баран. С завтрашнего дня, решил Саня, чтобы не тратить столько времени на дорогу, устроим мы здесь выселки и будем работать с ночевкой дня по три-четыре.

Обратной дорогой Бася поймала за хвост куличка и так удивилась своей охотничьей удаче, что раскрыла пасть. Куличок-то и улетел.

С утра ветер принес низкие мокрые тучки, из которых сразу же брызнул мелкий противный дождик. Выход на обнажение, естественно, отменяется, и Саня объявил выходной. Сидим в складской палатке, которая по совместительству является нашей кают-компанией: соль, мука и вата, хранящиеся в мешках, конденсируют влагу, и здесь относительно сухо и светло.

После обеда, сразу же как только кончился дождь, на той стороне Иныньи возникла фигура Евсеича в болотных сапогах.

— Здорово, войско польское! — заорал он нам. — Слыхали новость: «Спартак» у «Кайрата» 2:0 выиграл!

Мы вылезли из палатки.

— Слыхали, конечно,— спокойно сказал Саня, — мы каждый день «Последние известия» слушаем.

Евсеич потоптался на том берегу, не зная, как продолжить разговор, и, поскольку приглашения на чарку не последовало, убрался восвояси.

—У-у, Бандера! — с ненавистью ворчит Юра. — Опять спирт или патроны клянчить приходил. Ты, Саня, как он патроны спрашивать будет, ко мне его посылай. Дескать, патронами у нас Юрка распоряжается. А уж я с ним поговорю.

— Пять-то патронов отдать ему придется, — говорит Саня.

— Ну, пять-то, ладно, — вздыхает Юра, — но больше — шиш!

С утра сияет солнце и дует холодный, свирепый ветер. Мы радуемся, что нет комаров, а Саня хмурится:

— Как бы нам этот ветер снегу не принес. Тут это вещь вполне возможная.

Саня, Юра и Колька ушли в маршрут, а мы с Геной остались в лагере. У нас ответственное задание: нарубить и перевезти в лодке на нашу сторону побольше веток ольхи, тальника и осины. Словом, всякого лиственного дерева для коптильни (кроме, правда, березы). На нашей стороне растет только хвойный лес, а мясо и рыба, копченные хвойными дровами, имеют пренеприятный горький привкус смолы, береза же дает не менее противный привкус дегтя.

Рубим кусты в два топора и вдруг сперва слышим, а потом и видим — вертолет. Разворачивается и идет на посадку прямо к нам, в Инынью.

— Не дай бог, сядет на наш берег речки, — причитаю я, — а не к соседям. Он же не только расшвыряет все эти ветки по долине, но еще и палатки нам сорвет!

На счастье, вертолет сел у соседей. Идет он, как выяснилось тут же, на речку Рассоху, в устье Иныньи (там работает еще одна съемочная партия) и везет туда большое начальство — самого начальника экспедиции, а к нам он присел, чтобы передать почту для геологов.

Начальник экспедиции вылез из машины, поднялся по косогору в лагерь Евсеича, заглянул в пару палаток, постучал зачем-то сапогом в железную бочку, где мы грели воду для бани, потом строго нахмурился и спросил у завхоза:

— Как обстановка в отряде? Жалобы, проблемы, нехватка в чем-нибудь есть?