Эдуард Шим - Рассказы и сказки

— Вот хорошо-то бы!

— Ах, Поползень, и не совестно тебе вниз головой по стволу бегать?

— Ага, заметили! То-то, удивляйтесь! Бывало, одни попреки слышу: и петь-то, дескать, Поползень не умеет, и летать-то, дескать, не обучен, и вообще-то, мол, он самый распоследний… Так нате вам: буду кверху хвостом разгуливать. Сумейте, попробуйте!

— Тру-руру… Слышь, братцы, с кем бы подраться?

— Что ты, Лось, опомнись! Ты же зверь смирный!

— Молчи, старый леший, а то наподдам! Небось весною сам дрался?

— Так то весной… А нынче-то — осень!

— Вот-вот! Весной мне драться-то несвычно было, рога не выросли… А нынче они — каменные! Э-эх, братцы, с кем бы подраться!..

Летом на луг возле речки каждый день приходила Старая Лошадь.

На лугу было шумно и весело. Заливались в небе жаворонки, длинноногие кулики пересвистывались и бегали друг за дружкой. А у берега, в тёплой воде, сидели пучеглазые лягушки и даже раздувались от восторга:

— Ка-ак хорошо! Ка-ак прекра-асно!..

Все на лугу радовались, кроме Старой Лошади. Она бродила, понурив голову, и неохотно щипала траву тупыми, стёршимися зубами.

— Ты чем недовольна? — спрашивали её лягушки.

— А чему тут радоваться? — отвечала Старая Лошадь.

— Да посмотри, как славно кругом!!!

— И ничего славного, — сказала Старая Лошадь. — Просто вы молодые и глупые. Вы ещё не знаете, что скоро пересохнет ваша речка. И жара наступит. Подождите, ещё хлебнёте горюшка!

И вправду наступили жаркие дни. Обмелела речка, вся вода скатилась в глубокие омуты и бочаги. И лягушки, и маленькие хвостатые лягушата убрались вместе с водой.

Только на лугу не стало тихо да грустно. По-прежнему тут слышались птичий свист, и гомон, и хлопанье крыльев. Повадились бегать на луг молоденькие зайчата, и что только не делали они в густой траве! Играли в догонялки, друг через дружку прыгали, кувыркались…

— А ты, бабушка, чем недовольна? — спрашивали зайчата Старую Лошадь.

— Чему ж тут радоваться! — отвечала Старая Лошадь. — О-хо-хо…

— Да ведь так славно, так замечательно!!

— И ничего замечательного, — сказала Старая Лошадь. — Просто вы молодые и глупые. Ещё не знаете, что скоро этот луг выкосят. И везде трава пожелтеет, и листья с деревьев осыплются, и гнилая осень наступит. Подождите, ещё хлебнёте горюшка!

И впрямь подступила осень. Желтеет трава, течёт с деревьев мёртвый шуршащий лист. Пустынно и ветрено на выкошенном лугу.

Но всё равно весело.

Сбились стаями грачи, кружатся над лугами. И снова поют жаворонки, собираясь в отлёт. И молодые журавли учатся летать строем, кричат в небе и курлычут, будто весной.

А ласточки-береговушки носятся такой стремительной стайкой, что даже не понять — сами они свистят или это воздух в крыльях посвистывает!

— Чем, чем ты недовольна? — кричат ласточки Старой Лошади.

— Чему тут радоваться-то? — отвечает Старая Лошадь. — Охо-хо-хо-хонюшки…

— Да разве не замечательно, разве не прекрасно кругом!!

— И ничего прекрасного, — сказала Старая Лошадь. — Просто, вы молодые и глупые. Ещё не знаете, что зима на носу. И всё тут снегом завалит, и морозы затрещат, а вам, чтобы спастись, надо за тридевять земель отправляться. Через горы, леса да моря… Подождите, ещё хлебнёте горюшка!

— Да ведь это так интересно! — закричали ласточки. — Лететь через горы! Через леса! Через далёкие моря! Скорей бы, скорее!!

И вот одни за другими стали улетать птицы. Первыми тронулись в путь золотые иволги, чечевички, перепела, вслед за ними заторопились мухоловки, соловьи, стрижи.

Настала очередь и ласточек.

Поднялись они высоко над лугами, сделали круг над голубой речкой, которая опять стала полноводной, пролетели над полями, над ярким осенним лесом.

И опять посвистывал воздух в крепких молоденьких крыльях ласточек.

А внизу, понурив голову, стояла на лугу Старая Лошадь. И дождик мочил её спину.

Дело к вечеру, солнце садится, в полях и лугах туманы сырые ползут. Холодает! Летит над поляной Комар-пискун, тоненьким голосишкой плачется:

— И-и-их, гореваньице! Нет у меня, Комара, ни кола ни двора, осенней ночью погреться негде!..

Вдруг видит: среди жёлтой травы стоит голубой колокольчик. Да такой большой, такой ладный — что твой дом! Вот где приютиться-то можно!

Подлетел Комар поближе, спрашивает:

— Терем-теремок, кто в тереме живёт?

Не отвечают Комару. Пусто в теремке.

Забрался Комар в колокольчик, сел, огляделся. Хорошо! Крыша толстая, стены крепкие — и от ветра, и от росы, и от дождей спасут.

— Буду жить-поживать, тепла поджидать.

А вечер всё ближе, туманы всё гуще, роса на травы ложится. Холодно!

Летит над поляной Муха-горюха, слезами заливается:

— Ах, заз-зябла! Нет у меня, Мушки, ни одеяльца, ни подушки, голову приклонить некуда…

Вдруг видит: стоит над мокрой травой голубой колокольчик. Да такой славный — что твой дом!

Подлетела Муха поближе, спрашивает:

— Терем-теремок, кто в тереме живёт?

— Я — Комар-пискун. А ты кто?

— Я — Муха-горюха. Давай вместе жить-поживать, тепла поджидать!

— Ну, полезай.

Забралась Муха в колокольчик, села, огляделась. Хорошо! Крыша хоть и качается, стены хоть и гнутся, но зато тепло да сухо. Можно ненастье переждать!

А вечер совсем близок, на небе звёзды проглядывают, травы инеем покрываются. Холодище!

Летит над поляной Шмель-опрокидень, брюзжит:

— Эх, ж-жизнь… Нет у меня, Шмеля, ни одеж-жи ни ж-жилья. И пож-жалеть меня некому!

Вдруг видит: стоит в индевелой траве голубой колокольчик — что твой дом!

Подлетел Шмель поближе, спрашивает:

— Терем-теремок, кто в тереме живёт?

— Я — Комар-пискун.

— Я — Муха-горюха. А ты кто?

— Я — Шмель-опрокидень. А ну, потеснитесь, буду с вами ж-жить!

Полез Шмель в колокольчик, только было уселся, как…