Светлана Славная - Мама для журавлят

Поставила на землю, успокоилась немного, веду домой. Выходим на поляну перед вольерами. Вдалеке Эля вынесла на солнышко одного из малышей, травку ему показывает, попробовать приглашает. Омолой, воинственный задор не утратив, усмотрел их зорким глазом – и помчался бегом через всю поляну. В новую битву!

Я за ним, бесполезным клювом на бегу щелкаю… Скомандовать бы: «Нельзя! Ко мне!» И поводок пристегнуть. К ошейнику. А я только рукавами машу да сапогами топаю. Чильда бы сильно удивилась.

Эля опытная, не растерялась. Подхватила свой пушистый комочек и за угол сарая нырнула. Спряталась. А я обогнала Омолоя и путь ему преградила:

– Ах ты, хулиган бессовестный! Малышей обижаешь? Отрастил самые длинные ноги, и думаешь, что можно всех теперь бить-колотить?

Нет… Разумеется, ничего я ему не сказала. Отщипнула листок одуванчика и в остренький клювик сунула. Потом еще один: иди за мной, буду тебя кормить, вкусно.

Это чтобы от птенцового блока увести, Эле путь освободить.

Разве это воспитание? Омолой одного малыша побил, за другим погнался, а я ему вкусненького предлагаю… Никакой справедливости!

Интересно, что бы сделала настоящая журавлиха?

Окский питомник – хозяйство большое. Здесь представлены все семь видов журавлей, которые встречаются на территории России. Даурский, японский и черный, так же как и стерх, занесены в Международную Красную Книгу. А, скажем, серому журавлю исчезновение пока не грозит, на Рязанской стороне этих птиц можно увидеть не только в вольере.

К птенцовому блоку, где выращивают стершат, чтобы затем выпустить их на волю, посторонних не подпускают. Зато показательный комплекс всегда рад гостям. Здесь проводят экскурсии, знакомя посетителей с представителями каждого вида журавлей.

Некоторые птицы к людям привыкли, но многим трудно все время быть на виду. Они не в состоянии насиживать яйца, если в любую минуту их могут побеспокоить. Поэтому в заповеднике выстроен еще один вольерный комплекс – там, где посетители не появляются. Сотрудники добираются до него на тряском работяге-грузовичке.

Я сижу в кабине рядом с Татьяной Анатольевной, придерживая на коленях тазик с приготовленным на кухоньке кормом. Еще пара сотрудников пристроилась в кузове. Грузовичок резво подпрыгивает на кочках. Без костюма с капюшоном и сетки, закрывающей лицо, чувствую себя странно: привыкла уже притворяться стершихой. Татьяна Анатольевна улыбается:

– Сейчас посмотрите, как воспитывают птенцов настоящие журавли. Поучитесь.

Маскировка здесь не нужна, этим крошкам с дельтапланом не летать. Журавлята подрастают под присмотром своих привыкших к неволе родителей. Некоторые из них попадут потом в зоопарки и другие питомники. Но даже в тесном пространстве вольеры жизнь журавлиной семьи строится по тем же законам, что и в дикой природе. И наблюдать за их отношениями очень интересно.

Объединившись в пару, журавли хранят верность друг другу всю жизнь. Вместе строят гнездо, вместе воспитывают птенцов. Даже яйца высиживают по очереди!

– Но мамы все-таки управляются с малышами более ловко, – вздыхает Татьяна Анатольевна. – Помню такую сценку. Японские журавли Томь и Урин жили в показательном блоке, и гнездо построили в помещении, подальше от любопытных глаз. Птенец вылупился в тот момент, когда на яйцах дежурил отец. А дверку случайно захлопнуло ветром, и самка осталась на улице! Птенец перевернулся на спинку, барахтается беспомощно, встать не может. Урин растерялся, что с ним делать – не знает. Кричит, самку зовет, а ей, бедной, к гнезду не попасть! Слышу я: в вольере переполох. Ну, думаю, беда стряслась. Прибежала, открыла дверь. Подскакивает Томь к птенцу, поворачивает клювом и смотрит на Урина, очень выразительно: что, папаша, с такой ерундой справиться не мог?

Японские журавли Томь и Урин

Птенец Томи и Урина

Все смеются. Грузовичок тормозит: приехали, пора выходить. Навстречу несутся встревоженные журавлиные голоса. Неприятные голоса, не мелодичные. Напоминают скрип ржавых качелей. Ну, не всем же быть соловьями…

Заходим в блок. В центре расположена небольшая хозяйственная комната. Стол, раковина, ведра, инструменты… Далее по кругу идут помещения, где содержатся птицы. Живут они парами. И в каждой такой «семейной квартире» есть маленькая дверца, ведущая наружу, в уличную часть принадлежащей паре вольеры.

На дверях помещений таблички с именами жильцов. «Куноват, Вальсроде», – читаю я с любопытством.

– У этой пары сейчас два яйца. Нужно взвесить, – деловито командует Татьяна Анатольевна.

Журавли яйца отдавать не хотят. Биологам приходится действовать сообща: воинственных родителей с трудом оттесняют в помещение, запирают ведущую на улицу дверку. Путь свободен.

Теплое солнышко освещает опустевшее соломенное гнездо. Татьяна Анатольевна аккуратно берет драгоценные яйца и по очереди прижимает к уху. Потом протягивает одно мне:

– Это старшее. Послушайте.

Яйцо очень теплое. Хотя, чему удивляюсь: не зря же птицы его насиживали. Послушно прислушиваюсь. И с изумлением понимаю: яйцо пищит! Потрясающее ощущение. Все равно как если бы в моих руках вдруг зачирикал помидор, или запел огурец – словом, то, что я, жительница города, привыкла доставать из холодильника и готовить на завтрак. Магазинные яйца не пищат…

– Ему двадцать семь дней, – говорит Татьяна Анатольевна, – через пару суток птенец должен вылупиться.

«Младшему» яйцу звучать пока рано, ему от роду только двадцать пять дней. Биологи производят измерения. Вес, диаметр: большой и малый. Затем достают овоскоп – специальный прибор, позволяющий увидеть, что происходит под скорлупой. Его название так и переводится: «ово» – яйцо, «скоп» – смотреть, просвечивать.

Журавли за стеной надрывно кричат. Мне их жалко.

Наконец, исследования завершены. Яйца аккуратно возвращают на место, отворяют запертую дверку.