Артур Гайе - Сафари

Тогда началось его настоящее дело — охота на зверей. Охота с оружием была, пожалуй, не самая трудная. Куда утомительнее и опаснее была охота с камерой. Задача при этом состояла в том, чтобы незаметно подкрасться к зверям на расстоянии нескольких метров (как это необходимо для фотографического снимка). Для того чтобы получить хороший снимок пары жираф, страусов или стада редких антилоп, им часто приходилось совершать громадные переходы по раскаленной пустыне, идя по следам зверей в ожидании того, что легконогая дичь рано или поздно должна остановиться. Затем они часами ползали по земле, продвигаясь дюйм за дюймом, и все же зачастую случалось, что боязливые и чуткие звери в последний момент замечали их и исчезали в клубах пыли. Приходилось снова начинать поход, нередко продолжавшийся дни и ночи, чтобы подкрасться и произвести удачный снимок. А иногда недостаток воды или полное истощение вынуждало их отказываться от погони, продолжавшейся на протяжении многих километров. Начинался долгий-долгий обратный путь под палящими лучами солнца, и ночевки в безводной и бесплодной пустыне под рев диких зверей.

Охота за снимками на такого рода зверей требовала от Хатако затраты только физических сил, и его словно из стали выкованное тело было великолепно приспособлено для такой работы. Но были случаи, когда от него требовалось большее…

Когда они однажды преследовали антилоп, проводник племени вандероббо встретил двух охотящихся соплеменников. Он долго с ними разговаривал, затем доложил на своем ломаном кизуахели: «Бана, там, на расстоянии полусолнца, есть симба-муж (лев), симба-жена и три маленьких. Живут в большие камни. Каждый день солнце там, — он указал на восточное небо на высоте человеческого роста над горизонтом, — все симба выходят, и маленькие делают так, — он стал кататься по земле и, играя, хватать кусты, — а большие смотрят. Хорошо сделать картину. Бакшиш?»

Вермон улыбнулся.

— Понятно. Львиное семейство можно застать в девять часов утра на расстоянии шести часов ходьбы. Хорошо. Ты получишь свой бакшиш. Но прежде эти черномазые должны меня туда проводить. Скажи им это! Сам же ты пойдешь в лагерь и отдашь другому бана письмо. Потом ты приведешь его и еще трех людей с водой к львам. Мы же пойдем прямо туда и будем вас ждать. Ты понял?

Вандероббо кивнул головой и заговорил со своими соплеменниками. Затем он вставил записку в расщепленный конец ветки и направился на восток. Остальные последовали за дикарями на юго-запад, глубже в степь.

Вскоре после захода солнца они пришли к подножию цепи плоских каменистых холмов. Проводники указали на груду скалистых обломков в красном солнечном освещении, которые подобно руинам старого замка смотрели с высоты холма. Дикари знаками объяснили, что здесь нужно остановиться, и сами вошли в ущелье, которое образовалось во время дождей в склоне холма. Подобно охотящимся леопардам, опустив носы почти к самой земле, они исследовали песчаную почву, усеянную многочисленными отпечатками громадных львиных лап. Несколькими словами по-мазайски, но еще яснее посредством своей выразительной жестикуляции они объяснили, что один из симб на закате солнца отправился на охоту, другой же остался при детенышах.

Вермон быстро ответил:

— Мы будем за тем холмом. Вы оба останетесь здесь ждать других. Завтра придет бана-симба с мясом. За едой они менее бдительны, и мы незаметно поднимемся к ним.

Все шло прекрасно. Врач и носильщики пришли к полуночи, и при первых лучах солнца все двинулись по склону холма. Совсем свежий след вел вверх по песку ущелья. Чужие вандероббо, мазаи и носильщики остались внизу. С винтовкой в руке Вермон шел впереди. За ним следом Хатако — он нес большое ружье и штатив. Далее шел вандероббо, нагруженный камерой. Затем шел Риддер, врач, и его маленький бой, мальчик десяти лет, неизменно смеющееся лицо которого не потеряло и сейчас своего беззаботного шельмоватого выражения.

На большом и все увеличивающемся расстоянии крался Селим с двустволкой и несколькими запасными кассетами. Его коричневое лицо стало пепельного цвета, время от времени с его лба скатывались капли пота. Он каждый раз их заботливо отирал. Но когда выступ скалы скрыл его от глаз остальных, он остановился, боязливо прислушался и внезапно, как преследуемый заяц, бросился вниз, в долину. Он промчался мимо оставшихся, которые с испугом и ужасом выглядывали из-за камней, и побежал в степь.

Поднимающиеся люди потеряли в камнях следы и продолжали карабкаться дальше наудачу. Разбросанные в беспорядке обломки скал образовали узкие пропасти, ворота и мрачные пещеры. Взгляд людей впивался в каждую тень, они исследовали каждую пядь земли и объяснялись только глазами.

Легко и бесшумно, с ловкостью ящерицы, скользил Хатако по обломкам скал. На одном высоком камне он остановился, долго всматриваясь вдаль, и, наконец, помахал рукой. Он молча указал на громоздившиеся вокруг скалы, которые образовали вал. Напротив, полускрытая терновым кустом, открывалась расщелина. Свет утреннего солнца окрашивал ее стены в красный цвет, будто бы там горел огонь. На голых каменных глыбах перед ней лежали в беспорядке выбеленные солнцем кости и черепа зверей.

Затаив дыхание, они посмотрели в них и переглянулись. Серые глаза Вермона внезапно заблестели голубым огнем, и он сжал руку Риддера.

— Отлично, доктор. Свет с востока — великолепно! Это будет гениальный снимок!

— Ну, да, если львы ничего не будут иметь против, — пробурчал доктор.

Охотник пожал плечами и осмотрелся. Налево от них скалы образовали узкую расщелину, отделенную от львиной пещеры каменной глыбой высотой в половину человеческого роста.

— Я расположусь там, — прошептал он.

Риддер с сомнением посмотрел вниз.

— Настоящая мышеловка. В случае неудачи симба выудит вас как камбалу.

Вермон молча на него посмотрел. Лицо врача залила краска.

— Ну, да, конечно, пока я жив, этого не будет. Я заползу туда, вправо, и буду стрелять лишь в том случае, если кто-то схватит вас за глотку.

Он прополз между камнями и с ружьем, нацеленным на вход в логово, притаился в углублении.

Вермон деловито установил аппарат, навел его и приготовился снимать. Затем он спокойно оперся о скалу. Хатако присел за ним на корточках и положил тяжелый нож перед собой на землю. Он обнял руками колени и застыл в ожидании.

Вокруг царила неподвижность. Тишина и палящий зной зависли над беспорядочно нагроможденными камнями. Синие мухи жужжали в раскаленном воздухе, ящерицы скользили по камням, а из темной синевы неба доносился звонкий и резкий крик орла…

Вдруг голова Вермона вытянулась вперед, его рука возбужденно сжалась и разжалась, и он опять застыл, будто превратился в камень. Хатако смотрел снизу сквозь угол, образованный его расставленными ногами…