Юрий Куранов - Избранное

— Сынок, — начала бабушка, но замолчала и еще раз поцеловала дядю Сашу.

Но больше ничего она не стала говорить.

Все вышли на улицу. И дед босиком остался стоять среди сеней в темноте под шелест дождя по крыше.

В ограде стояла Санька. Дождь осыпа́л платок, фуфайку, сапоги. По лицу ее текли капли, но Санька не вытирала их.

— Ты это? — тихо и немного удивленно спросил дядя Саша.

— Я, — сказала Санька. — Ты уж не поминай меня, прости меня, глупую.

— Что ты? Что ты? — зашептал дядя Саша. — Да не плачь ты. Ты прекрасная, я всегда буду тебя помнить. А ты меня забудь.

— Как же забыть-то тебя? — сказала Санька усталым голосом. — Человек ведь ты. Живой. И жизни у тебя нет.

Бабушка и Олег стояли поодаль.

— Ну, уж поцелую я тебя. — Санька взяла дядю Сашу ладонями за щеки, пригнула его голову, потом одной рукой сняла с его головы шапку и поцеловала в волосы.

И дядя Саша пошел из ограды.

Бабушка и Санька остались у крыльца. Бабушка смотрела на дядю Сашу сквозь мелкий дождь и шевелила губами, будто говорила ему вслед что-то напутственное. Санька просто стояла и плакала.

Олег и дядя Саша вышли на тропинку, по которой обычно приходила из села Нинка-почтальонка, и оказались одни среди дождя. Дядя Саша иногда поглядывал на Олега. Каждый раз он хотел что-то сказать, но не говорил. Уже далеко за селом он остановился.

— Увидишь отца, — сказал он, — скажи ему что-нибудь. — Он помолчал. — Я ведь помню его. И как воевали вместе, помню. Да и сам вспоминай меня почаще. Помогает. — Он еще помолчал. — Ну, пошел я.

Он дальше пошел один. А Олег смотрел ему вслед. Дождь был редкий, сумерки только слетались. Ключ вышел из берегов и заливал поле, двигаясь лощиной. Вода уже забирала тропинку.

Дядя Саша уходил со своим мешком, в зимней шапке, и ноги его разъезжались по грязной земле. Отсюда он был похож на мальчика, который отправился на рыбалку. В лощине, где вода перекрыла тропинку, дядя Саша замешкался, хотел обойти лощину стороной. Но потом он махнул рукой и пошел по воде. Валенки глубоко уходили в поток, почти до колен. А дядя Саша шел по этой воде деревянными шагами.

Олег вернулся к дому. По лестнице он забрался на чердак и долго сидел, прижавшись к теплой печной трубе. Он слушал шорох дождя по крыше и шум воды в полях. Он заснул вскоре и проспал всю ночь.

Проснулся Олег от громкого крика. В ограде кричала Санька. В воздухе раскачивался широкий процеженный свет. Он разбегался волнами. Олег посмотрел вниз и увидел среди ограды лодку. А в лодке стояла Санька с деревянной лопатой в руке.

Олег спустился на крыльцо. По двору по синей воде плавали щепки, мусор и плавал старый полуботинок.

— Выходи, затопит! — крикнула Санька.

Вышла бабушка, протирая спросонья глаза и с удивлением глядя на ровную ширь воды по двору.

— На мельницу, — сказала Санька. — В лодку — и на мельницу, там сухо.

Выглянул в окно дед, приподняв голову с подушки.

— Поехали, Владимир Зосимович! — крикнула Санька. — Вставайте да на мельницу.

— Никуда я не поеду, — сказал дед.

— Зальет ведь.

— Не зальет. А зальет, так черт с ним. Уж и зальет, так водой, а не дерьмом. Все равно дохнуть.

— Люди! — завопил откуда-то с улицы Бедняга. — Люди!

По улице плыли гуси. Иногда они опускали головы и подолгу держали их под водой: видимо, переговаривались там втайне от людей. Потом гуси, медленно работая ногами, плыли дальше, поглядывали по сторонам и останавливали взгляд на Бедняге. Бедняга в подштанниках стоял на крыше сенок и махал руками. К его дому шли сразу две лодки — Енька и Калина.

— Что, штаны-то подобрало? — говорила Калина Бедняге издали.

— Сундук, — говорил Бедняга и разводил руками в воздухе.

Изба Бедняги стояла ниже других; ее залило так, что вода уже гуляла в комнатах. Енька выпрыгнул на крыльцо и зашагал в дом. Из сеней бросилась и поплыла в огород большая крыса. Она плыла, поднимая испуганно над водою усы. Калина тоже подъехала и тоже зашагала в избу.

— Сейчас мы тебя, чертову скупердягу, растрясем. Где подштанники с деньгами? — говорила она.

И Бедняга засуетился, кинулся было с крыши и стал требовать, чтобы его подождали.

— Сиди, пронизанное брюхо, — сказала Калина.

— Сама-то и есть пронизанное брюхо, — шипел Бедняга.

Енька и Калина вытащили на крыльцо большой окованный сундук. Поставили в лодку. Опять пошли в избу. А Бедняга все бегал по крыше и то там, то здесь пробовал свесить ноги.

За озером возле мельницы суетился народ. А здесь, в ограде, водой уже залило овчарник, оттуда несло бумаги, Олеговы книги, географические карты. Широко распластавшись, плыла физическая карта мира. Края карты уже намокли, ушли под воду. Утонула западная часть Европы, взмок и тяжелел север Африки. Даже Гималаи готовы были утонуть. Над водой остался только Тихий океан. Тихий океан покачивался и кругами ходил по ограде. А рядом несло клоуна.

Клоун в синем колпаке, в красных шароварах смотрел в небо деревянным нарисованным лицом. От рук и от ног его тянулись по теченью веревочки. Веревочки уже намокли, они медленно утопали, словно из-под воды кто-то натягивал их. Клоун смотрел в небо и не мог понять, что случилось. И видно было, что клоун старается просто плыть.

Олег прыгнул в Санькину лодку, догнал клоуна, поддел его лопатой и сунул в карман.

И тут вышла на крыльцо Калина и громко сказала:

— Гад!

Она вышла на крыльцо с ружьем. Бедняга уже спускался по углу сенок и торопился.

— Лезь на крышу обратно, сучье вымя! — сказала Калина и навела на Беднягу ружье.

Бедняга спрыгнул на ступеньки. Он подскочил к Калине, схватился за ружье и негромко сказал:

— Отдай, стерва!

Калина ударила Беднягу кулаком в лицо и крикнула Саньке:

— Сань, Андреево ружье у пропадины за сундуком лежало.

— Лежало за сундуком, — сказал Енька, тоже выходя на крыльцо и вытаскивая какой-то узел.

— Отдай! — крикнул Бедняга.

Санька, как сонная, шагнула прямо в воду и через улицу пошла к Калине. Она взяла у Калины ружье, долго глядела на него, стоя по пояс в воде.

— Дурная, — сказала Калина, — простудишься.

Санька, держа ружье перед собой, вышла на улицу и зашагала к дому. Вдоль улицы плыли гуси. Они увидели Саньку и свернули в сторону.

Санька шла и мелко тряслась всем телом.

— Стерва! — закричал во весь голос Бедняга и пнул Калину, стоя на крыльце в подштанниках.

В небе настала звездная теплая ночь. И звездная ночь опустилась на полые воды. Оставленные избы маячили среди рассыпанных по разливу звезд; отражаясь от разлива, звезды мерцали еще и на окнах.

По широкой старой мельнице вдоль матрасов, перин, тюфяков раскинулся сон. Спали лодки, прикрученные цепями к столбам, к лестнице, к крыльцу. Лодки спали, но покачивались на прибывающей воде. Не спала только мельница, в ней шуршали, о чем-то переговаривались встревоженные крысы. Они что-то перетаскивали из одного угла в другой. Они становились на задние лапы, вслушивались, поглядывали на спящих людей. И чувствовалось, они собираются в далекую дорогу.