Виктор Савин - Юванко из Большого стойбища

— Напрасно вы спорите. Этот лосенок будет школьный, станет воспитываться при уголке юных натуралистов.

— Вот правильно! — загудели пионеры.

— Ни в одной школе, даже в Москве, у юннатов нет лосенка.

— А у нас будет!

Кто-то даже высказал мысль, что лося можно приручить, а потом запрягать в телегу, в сани. Кто-то предложил отвезти его потом в зоологический сад в областной город. Там его станут смотреть тысячи людей, и все поблагодарят школьников Глухого Бора за такой ценный подарок. Фантазии — хоть отбавляй!

А дрожащий лосенок стоял среди толпы и большими, испуганными глазами глядел на ребят, ничего не понимая, ничего не соображая.

Наконец выступил Славик Кудреватых. Он отличник учебы, тихий, хрупкий паренек в очках. Везде его ставят в пример. Славик похлопал в ладоши и заговорил не торопясь, как всегда обдумывая и взвешивая каждое слово:

— Этот лосенок совсем не беспризорный. У него есть мать. Она где-нибудь недалеко. Мы шли, шумели. Она и убежала, чтобы не попадаться нам на глаза. А пришла она в наши леса из заповедника перед отёлом. Ведь там неспокойно. Мы сами ездили туда на экскурсию. Видели, сколько там бывает людей? И экскурсанты, и ученые, и охранники. Лоси не любят человеческого глаза. Самки лосей уходят на отел подальше от людных мест. Ищут глушь, чащу… Если мы возьмем лосенка, он может погибнуть. Почему? Да потому, что он пугливый, ничего не возьмет из наших рук. Будет голоден, а не возьмет. Вспомните зайчонка, которого мы в прошлом году хотели приручить. Ведь ничего не вышло. Давайте-ка лучше оставим его на воле, а сами станем наблюдать за лосихой и ее теленком. Это очень интересно. Даже интереснее, чем держать зверя в неволе.

Так пионеры и сделали.

Летом у ребят много свободного времени. Разбившись на небольшие группы, по два, по три человека, они целыми днями пропадали в лесу. И увидели, узнали очень много интересного про зверей, про птиц.

В группу Славика Кудреватых входили Гриша Светляков и Боба Скороспелкин. Вначале ни Славик, ни Гриша не хотели принимать к себе в следопыты Бобу. Он такой задавала, хвальбишка. Но Скороспелкин покорил старших ребят тем, что пообещал брать в лес отцовский бинокль.

Этой тройке на сборе пионерской дружины для наблюдений был отведен участок Моховой горы. Сперва ребята ходили туда днем. Прошли по лесным полянам, поднялись к высоким отвесным скалам, взобрались на самый высокий Шихан-камень. Отсюда Глухой Бор и все его окрестности были видны как на блюдечке: тут и дома, и озеро, и пашни, и уходящие вдаль лесистые синие холмы, будто волны на большущем море. Особенно хорошо все это виделось в бинокль. А бинокль был такой, что, если поглядишь в него, он словно все подтягивает к самым глазам. От Шихан-камня до поселка километров пять будет, а через стекла видно даже, как на птицеферме разгуливают куры, петухи. Вот это бинокль! Только Боба долго не давал его товарищам, пока сам не нагляделся вдосталь. А когда ребята тоже нагляделись вволю, было решено, что в лесу бинокль будет находиться у Славика. Он старший в звене.

За неделю ребята исходили Моховую гору почти вдоль и поперек. На перекрестках, на полянах проложили тропы. Видели маленького серенького зайчонка с огромными, не по росту, ушами, который перебежал им дорогу. Видели выводок рябчиков. Рябчиха-мать, заметив мальчуганов, заверещала. Птенчикам ее надо было затаиться, запрятаться под листьями травы, под ветками деревьев, под колодинами, а они, как дождь, брызнули с земли на ветки и расселись на виду. Сидят, притихли. Думают, наверно, что мальчишки не заметят их. Рябчиха переполошилась и давай хитрить: садится на ветки низко, возле самых ребят, чтобы отвести их от цыплят.

А ребятам было не до рябчиков: они искали лосиху с детенышем. Ведь в школе ждали интересных сообщений, а мальчики еще ничего не узнали.

После очередного «пустого» дня Славик решил сходить за советом к охотнику Якуне. Тот, конечно, все знает про лосиху. О, это такой человек, что по лесу ходит все равно что по своей избе. Он первейший охотник в наших краях. Якуня даже, говорят, когда-то на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку в Москву ездил и получил там грамоту и медаль.

У ворот Якуниной избы лежал желтый пес Дунай. Тоже очень умный. Когда Славик прошел мимо, Дунай только чуть шевельнул хвостом: дескать, проходи, хозяин дома.

Якуня сидел у крыльца и на широкую доску набивал шкурки кротов. Вдоль стены стояло много досок, и на всех на них были распятые дымчатые бархотки. Славик поздоровался.

— Здравствуй, парень, здравствуй, — ответил охотник, поглядывая из-под густых спутанных бровей. — Что скажешь?..

— Да вот… У нас группа — кружок юных следопытов… Тут вокруг Глухого Бора ходит лосиха…

— Ходит. Да еще не одна, а с лосенком.

— Так вы ее знаете? — Лицо Славика расплылось в улыбке.

— Как не знать! Моя родная. Я всех знаю в лесу. Передо мной и зайчишки навытяжку становятся, и медведь на дыбы поднимается, идет навстречу, лапы протягивает, обниматься лезет… А для чего вам лосиха понадобилась?

— Узнать, наблюдать.

— Дело хорошее, наблюдайте. Кто же вам мешает?

Опустившись на ступеньку крыльца, Славик рассказал охотнику обо всем чистосердечно: и о поручении дружины, и о своих неудачах.

— Так вы где искали лосиху-то? — спросил Якуня.

— На Моховой горе. По всем просекам проходили, все елани обошли.

— А в самую урему, в буреломы заходили?

— Нет.

— То-то вот «нет». Не пойдет же она искать вас на еланях, на просеках… Вы ступайте-ка за Шихан-камень, там сплошные заросли осинничка, а за ними — сосняк дремучий, колодник непролазный. Вот там она и живет. Там у нее дом, ночевка. Только днем, в жару, вы ее там не встретите. Ей гнус не дает покоя… В лес вы отправляетесь, когда уже солнышко высоко поднимется. А днем-то ведь там тишина, покой. Днем там только бабочек ловить, жучков. Настоящая, кипучая жизнь в лесу бывает рано утром да поздно вечером. Тогда каждая птица, каждый зверь выбираются из своих укромных уголков на кормежку и на водопой. Вот когда следопытам надо бывать в лесу!

На другой день под вечер группа Славика отправилась в юннатский поход с ночевкой. И не на один день, а на три. У всех ребят за плечами были мешки, в них хлеб, картошка, лук. Кудреватых и Светляков шли налегке, неся под мышкой по одной теплой одежинке, а Скороспелкин взял с собой, кроме стеганой фуфайки, еще одеяло, подушку и отцовскую фронтовую плащ-палатку. На подъеме на Моховую гору он «расписался»: вспотел, начал отставать. Сперва товарищи смеялись над ним, а потом, поворчав, помогли донести до Шихан-камня фуфайку и плащ-палатку.

Место для лагеря было выбрано возле высокой скалы, из-под которой выбивался родничок. Вода в нем будто кипела, бурлила, подымая со дна золотистый слюдяной бус.