Виктор Савин - Юванко из Большого стойбища

А вот и речка, обросшая по берегам ольховником и черемушником. Рядом с речкой — старое заболоченное русло, наполовину затянутое осокой, хвощом и широколистной травой мать-и-мачеха. Завидев воду, лосиха с разбега кинулась в старицу, по брюхо забрела в грязь и тину и замотала головой, будто здоровалась с кем-то. Лосенок подошел к берегу, но за матерью не последовал. Подобрав под себя ноги, он тут же прилег на бугорке, попрял ушами, а когда убедился, что кругом стоит ничем не нарушаемая тишина, закинул голову на спину и, казалось, задремал. Лосиха-мать, смирившись с непокорностью своего детеныша, несколько раз с раздражением ударила ногой о каменистое дно старицы и забрела в самую глубину, оставив снаружи только большую неуклюжую безрогую голову.

С этого дня ребята стали приходить к старице и издали, с подветренной стороны, наблюдали за лосихой и ее теленком. В самую жаркую пору она постоянно была здесь, спасалась от овода в болоте, а потом приучила к этому и своего малыша. Вначале, когда он подходил к берегу, лосиха становилась с ним рядом и боком-боком полегоньку теснила его к воде. Но, едва его раздвоенные копытца касались грязи, он прыгал в сторону и выбегал на бугор, широко расставлял ноги и с недоумением смотрел на мать, будто спрашивал: что ты хочешь со мной делать? Тогда лосиха круто отворачивалась от него, с шумом, с брызгами, отфыркиваясь, лезла в старицу и целыми часами стояла в ней или лежала. А затем, когда теленок начинал чувствовать голод, ходил по берегу взад-вперед, призывно, умоляюще поглядывал на мать и шевелил губами, она выходила из глубины старицы и останавливалась на таком расстоянии от берега, чтобы лосенок, подходя к ней, непременно замочил ноги. Когда же теплые, сладковатые струйки молока освежали ему рот, она постепенно отодвигалась все дальше в воду, а лосенок, уже не замечая этого, сам по брюхо залезал за нею в болото.

Через год лосиха куда-то ушла, исчезла, оставив лосенка одного. Он уже стал подростком, но, видимо, очень скучал по матери. Ребята частенько видели его возле старицы и на прежних лежках на Моховой горе. Одиночество его угнетало. С глухой и мрачной горы, густо заросшей осинником, липняком и ельником, он спускался к стадам лошадей и коров, пасся вместе с ними и неохотно уходил в сторону при появлении пастухов.

Лосенок рос на глазах у ребят. Из беспомощного теленка он превратился в большого, сильного зверя. На его голове появились широкие плоские рога, очень похожие на древнюю крестьянскую соху, И школьникам стало ясно, почему в народе называют лосей сохатыми.

У лосей сильно развиты слух, зрение, обоняние. Они очень чутки, сторожки. Боятся шума. Живут в самых глухих, безлюдных местах, точно отшельники. А этот лось был совсем необыкновенный. Он не прятался в лесной чаще. Дружил на выпасах с колхозным скотом, разгуливал и отдыхал в перелесках, где совсем рядом на полях гудели тракторы, комбайны, сновали по дорогам автомашины, гремели по рельсам тяжеловесные поезда.

В начале лета прошлого года сохатый забрел чуть ли не в самый поселок. Был вечер. Над улицей вдоль берега озера еще висела золотистая пыль, поднятая вернувшимся с выпаса стадом коров. От домов, от деревьев на землю и на озеро легли длинные синеватые тени. А на середине водяного зеркала отражались кучевые облака, подожженные заходящим солнцем.

Вдруг на улице раздался крик!

— Булан, булан! Смотри, за стадом пришел. Озеро вода пьёт.

Это кричал пастушонок Самигулла.

«Булан» — по-башкирски «лось», «сохатый».

На улицу выбежали взрослые и ребятишки. Столпились на берегу. На противоположном конце озера, где впадает речка Рябиновка, стоял коричневато-серый, буланый зверь. Напившись воды у берега, он гордо вскинул голову с могучими рогами, поглядел на толпу людей в поселке и пошел, но пошел не от берега, а в озеро, в самую трясину, в плавучие зыбуны. В поселке заохали, заахали. Кто не знает этого страшного места — зыбунов, чарус, где погибло немало лошадей, коров, затянутых в грязевую бездонную пучину, поросшую травой, желтыми цветочками курослепа и голубенькими незабудками.

Славик Кудреватых, стоявший на берегу в группе своих сверстников, замахал руками и закричал, как будто лось мог услышать его:

— Куда ты, куда? Там трясина! Засосет!

Но лось был глух к шуму в поселке. Он спокойно шел по зыбунам, пасся, отыскивая какую-то лакомую траву, и поедал ее.

С замирающим сердцем Славик смотрел на могучего, величавого зверя с длинными тонкими ногами, и в его воображении рисовалась печальная картина гибели редкого в этих местах животного, ставшего любимцем не только ребят, но и всех колхозников. Красавец сохатый как бы дополнял и украшал мирный пейзаж Глухого Бора. И Славику казалось, что он, все его товарищи, весь поселок видят лося в последний раз. Еще один шаг вперед — и благородное животное, как прекрасное видение, вдруг исчезнет в трясине и его уже больше никогда-никогда не увидишь.

— Ребята! — крикнул Славик своим товарищам. — Давайте возьмем лодку и поедем в устье Рябиновки. Надо прогнать лося, спасти.

Трое ребят побежали к лодке. А на берегу уже гремели цепью и веслами взрослые. От берега отчалила рыбацкая долбленка. В ней сидели старик Веретенников, вот уже много лет охраняющий колхозные амбары, и его сын — бригадир полеводческой бригады. Веретенников-младший стоял в лодке на коленях и огребался длинным двухлопастным веслом, а старик сидел на корме и направлял лодку к зыбунам деревянной лопатой. Рядом с ним лежал багор на длинном шесте, а на дне долбленки — веревка, сложенная витками.

У лодочного причала стоял охотник Якуня. Тень от него лежала на воде чуть ли не до середины озера. И если бы судить о человеке по тени, то это был какой-то исполин, сказочный богатырь. Якуня ухмыльнулся в бороду и крикнул вдогонку Веретенниковым:

— Кабы сохатому вас не пришлось вытаскивать из зыбунов.

Увидев пионеров, возившихся возле лодки, спросил:

— А вы куда?

— А мы прогоним лося, — сказал Славик, — он может утонуть. Там даже собаку недавно засосало. Собака маленькая, легонькая, а лось, говорят, пудов двадцать пять весит.

— Самолет вон из металла сделан, тяжелее всякой птицы, а в воздухе держится, в полете никакая птица перед ним не устоит… Напрасно, ребята, волнуетесь за зверя. Он поумнее наших коров и собак.

— А зачем он на зыбуны лезет?

— Надо, значит, вот и лезет. Вы конфеты, пряники любите?

— Еще бы!

— А он трилистник любит. Трава такая, от одного корешка три стебелька, на каждом стебельке зеленый широкий листочек. Вот он и ходит по зыбунам, листочки эти объедает. Там их много.

— Так он же утонет!

— Кабы боялся, что утонет, — не пошел бы. Значит, не боится. Вы думали, сохатый, не зная броду, кинулся в воду? Нет, ребятушки, он зверь умный, сообразительный.