Станислав Олефир - Иду по тайге

Однажды у реки Таинки мои соседи Трофимовы с сыном Андрейкой встретили куропачий выводок. Шли себе на рыбалку, и вдруг прямо на тропе куропатки пасутся. Куропатка-мама — старка по-охотничьи — и цыплята. Старка людей увидела, закричала: «кр-р-р». Внимание, мол, опасность, и закувыркалась по тропе, словно у нее крыло перебито. Это для того, чтобы люди за ней погнались и цыплят в покое оставили. А малыши, как только мать крикнула, рассыпались по тропе и затаились. Тот у камушка прилег, тот под сучок забился, третий под куст травы голову сунул, лежат не шелохнутся. Спинки у них серые, тропа от камней, мха, веток разных пестрая — сразу и не разглядишь, где цыпленок спрятался.

— Теперь они будут вот так лежать, пока куропатка не вернется и не скажет: «кок-кок» — опасность миновала, можно выходить, — объясняет отец Андрейке. — Пошли, сынок, отсюда. Да под ноги гляди, чтоб не наступить ненароком.

Снова идут Трофимовы по дороге. Впереди отец, за ним Андрейка. И вдруг отец обратил внимание, что сын шапку в руках несет.

— Ты зачем ее снял? — спросил он Андрейку. — Надень сейчас же. Дождь идет. Простынешь.

— А у меня здесь маленький. Я взял одного. Пусть у нас живет. Мы ему пшена купим. Я же у бабушки курочек кормил.

Старший Трофимов остановился, и лицо его сделалось сердитым:

— Что же ты наделал? Ведь куропатки не пшено, а комаров и мошек да еще ягоды разные едят. Нужно сейчас же возвратить малыша куропатке, иначе он погибнет.

А куропачонок в шапке затаился, глаза прикрыл, лапки поджал, словно неживой. Отец посмотрел на него и говорит:

— Мы не будем снова тревожить куропатку, положи малыша прямо на тропу. Сейчас дождь, она детей в траву не поведет. Долго ли маленьким простыть? А тропа здесь одна, и выводок сюда направляется.

— А он не убежит? — волнуется Андрейка. — Давай мы его под эту корягу посадим. Здесь и сухо и мама его быстро найдет.

Устроили куропачонка под лежащую у тропы корягу, а сами спрятались за толстую лиственницу. Нужно же узнать, что дальше с малышом будет.

Тихо в тайге. Только мелкий дождик по деревьям шуршит, да иногда крупные капли с веток срываются. Куропатка успокоилась, возвратилась к тропе и произнесла: «кок-кок». Тотчас ожил куропачонок, что затаился у камушка, вылез цыпленок, сидевший под сучком, выглянул малыш, прятавший голову за кустик травы. Остальные цыплята тоже вокруг куропатки собрались, и она повела их по тропе.

Вскоре выводок подошел к коряге, под которой лежал Андрейкин куропачонок. Вот здесь произошло самое невероятное. Вместо того чтобы броситься навстречу матери, братьям и сестрам, он еще крепче прикрыл глаза и еще сильнее прижался к земле. Кажется, и дышать перестал. Вокруг него цыплята бегают, комаров, мошек ловят. Два забияки огромного жука-усача не могут поделить, возню устроили. А этот лежит. Он-то не слышал, как мать сказала «кок-кок», а без разрешения выйти из-под коряги не смеет. К счастью, мимо кукушка пролетала. А кукушка очень уж на хищную птицу похожа. Сама пестрая, хвост длинный, крылья острые. Куропатка ее увидела — «кр-р-р» закричала. Все цыплята мгновенно затаились. И Андрейкин куропачонок еще больше затаился. Пролетела кукушка. Куропатка: «кок-кок». Все, мол, спокойно. Теперь и Андрейкин куропачонок мать услышал, открыл глаза, быстро выбрался из-под коряги и, словно ничего не случилось, принялся делить жука-усача с двумя братиками.

Сразу за перевалом Алык есть три озера: Нижнее, Среднее и Бусинка. Два первых — настоящие озера, глубокие, с рыбой и утками, Бусинка же совсем маленькое. Если, к примеру, в нем вздумает искупаться медвежья семья, то лезть в воду придется по очереди. Сначала медвежата, потом медведица. Вместе нельзя — не поместятся.

Я почему вспомнил о медведях? Рядом с Бусинкой до половины лета лежит толстая ноздреватая наледь, и вся она в медвежьих следах: больших и маленьких, давних и совсем свежих. Что здесь делают мишки, не представляю. Может, отсиживаются от комаров, а может, и на самом деле купаются.

Мы с братом открыли эти озера случайно. Возвращались с рыбалки, потеряли тропу и заблудились. Дождь, рюкзаки тяжелые, я говорю, нужно поворачивать вправо, брат — налево. Идем, выясняем отношения, вдруг озера. Все три, как на ладони.

Быстро разожгли костер, я достал чайник, наклонился зачерпнуть воды из озерка, а там хариус. Застыл в метре от меня, шевелит жабрами, а во рту что-то блестит: не зуб ли себе золотой вставил? Сразу чайник в сторону, наладили удочку и опустили крючок с жирной приманкой хариусу под нос. Тот хамкнул, мы подсекли и вытянули добычу на берег. Все произошло так быстро, что хариус наверняка не успел ничего сообразить. Лежит в мокрой траве и таращит глаза.

Только теперь мы разглядели на губе у него тяжелую медную мормышку и рядом с нею еще два крючка. Это уже совсем непонятно. Хариус знаком с рыбаками и, конечно же, должен был сообразить, что в этом озерке он у всех на виду. Заверни в ручей и через пару минут будешь в Среднем озере, а он никуда. То ли вода здесь свежее, то ли комаров больше. А может, это просто очень принципиальный хариус. Мол, ловите меня не ловите, а я тут буду жить, и все.

Мы обследовали хариуса, вытащили из него крючки и отпустили. Да и почему не отпустить? Рыба у нас есть, хариусу мы особого вреда не нанесли. Главное — Бусинке «статус» возвратили. Без рыбы оно что — обыкновенная лужа, каких в тайге сколько угодно. А с хариусом совсем другое дело. С хариусом — озеро!

Пока сушили одежду, пили чай, дождь перестал, и вдруг мы явственно услышали далекий гул автомобильного мотора. Без всякого сомнения, за сопками проходила дорога. Мы торопливо уложили рюкзаки и пошли в ту сторону по набитой вдоль озер тропинке.

Небо открылось, и на тайгу хлынуло солнце. Тепло затопило весь мир. Над озерами замельтешила комариная метель. Один хоровод поднимался вверх, другой спускался к самой воде и, покачавшись над волнами, снова взмывал в воздух.

Неожиданно рядом с берегом раздался звонкий всплеск. Крупный оранжевоперый хариус выскочил из воды, прошелся по ней на хвосте и, рассыпав каскад брызг, исчез. Не успели поднятые им волны коснуться прибрежных камней, как чуть в стороне одновременно взметнулись две рыбины, на мгновение зависли и так же дружно нырнули.

Словно разбуженная их всплеском, с распустившегося у самого берега ириса взлетела бабочка и принялась порхать в каком-то полуметре от воды. Бабочку попытался схватить угольно-черный хариус. Не дотянувшись всего лишь чуть-чуть, он плюхнулся на воду и сразу же взлетел снова. Он подскакивал, кувыркался, шлепал хвостом, бабочка частила крыльями, чуть поднималась или опускалась, и казалось, эта игра нравится обоим…