Станислав Олефир - Иду по тайге

Наконец бабочка повернула к берегу, незадачливый охотник, шлепнув хвостом, ушел на глубину. И только тут мы заметили, что все озеро кипит от жирующих хариусов. Килограммовые черныши, узкие, как ножи, селедочники, похожие на тонкие серебристые гвозди мальки дружно охотились на комаров-звонцов. Но представлялось, что все эти прыжки, кульбиты, пробежки хариусы исполняют просто так — потому что светит солнце, поют птицы, над водой склонились ирисы, потому что не танцевать в такой день невозможно.

Еще жарко греет солнце, комары тучей висят над головой, вдоль дороги играют-переливаются розовые султаны иван-чая. Но на веточке карликовой березки появился первый багровый листочек. Это верительная грамота осени. Она стремительно несется в наши края. Пройдет недели две-три, над тайгой шумнет холодный ветер и на землю опустятся колючие снежинки. Таков уж он, Север. Здесь тебе лето, а совсем рядом и зима и осень.

Но сейчас тепло. Неглубокие Горелые озера прогреваются до дна, и холодолюбивые хариусы стаями собираются у вытекающего из вечной мерзлоты ручейка. Стоят, как неживые, не обращая на мою удочку никакого внимания.

Весь день неподалеку от меня держатся два молодых горбоносых турпана и гагара. Гагару я встречал здесь на протяжении всего лета. Сначала она меня даже напугала. Сижу поздно вечером возле затухающего костерка, и вдруг совсем рядом кто-то как гаркнет: «куак-куак». Смотрю, а у самого берега огромная птица. Впереди у нее, как и положено, голова, сзади… две головы. Неожиданно те головы, что у хвоста, зашевелились и пропали, а от птицы к осоке поплыли два утенка. Только тогда я сообразил, что вижу гагару с малышами. Это она их к берегу на своей спине подвезла и подала команду: «Прибыли! Выгружайся!»

Молодые турпаны жмутся к гагаре, но той такое соседство не нравится — мешают ловить рыбу. Да и с какой стати с ними возиться?

Бедные турпаны. Им бы еще пожить возле матери, ведь ни нырять, ни летать толком не умеют. Но взрослая утка почему-то оставила их — погибла?.. Утята предоставлены сами себе. Некому их укрыть от непогоды, некому спрятать от хищника. Вот, наверное, только эти двое и остались от всего выводка. И ни папы-селезня, ни мамы-утки им больше не встретить. Даже дорогу в теплые края придется искать самостоятельно…

А недавно я увидел на реке каменушек. У них такая же беда случилась: то ли от браконьера, то ли от ястреба погибла утка, но ее сирот приняла в свой выводок другая каменушка. Теперь малыши у нее совсем разные. Одни — вот-вот на крыло поднимутся, другие — всего лишь пушистые хлопунцы. Маленьких — восемь, больших — восемь. Плавают дружно, один другого не обижают, по первому зову утки наперегонки за угощением бросаются. И не понять, какие из них свои, а какие приемыши…

Раньше эти озера называли Глухариными. Но случился большой пожар, глухарей не стало. На обожженные деревья набросились полчища короедов, усачей, златок. С самой весны сражались с ними кукушки, дятлы и чеканы.

Сейчас кукушек нет — улетели в теплые края. Беззаботные птицы не стали дожидаться, пока пеночки да трясогузки выведут их кукушат. Закончили подкидывать яйца, собрались в стайки, только их и видели. Молодым же придется лететь в Африку одним.

Чеканы выкормили птенцов, научили их летать и увели в Буюндинскую пойму. То ли там больше комаров, то ли в зарослях ив да тополей молодежь чувствует себя уверенней.

На пожарище остались одни дятлы. Эти работают, как и работали. Туда-сюда носятся, долбят деревья да перекликаются. С рассвета звенит над тайгой частый перестук, прерываемый пронзительными криками.

По левому берегу тайга подступает к самой воде. Эту сторону огонь пощадил, а может, просто не нашел, где разгуляться. Он, как и подобает настоящему разбойнику, выбирает добычу побогаче. Здесь же жиденький лиственничек да лишайник. Сырой-то ягель не очень горит, а от дерева к дереву далековато.

Лишь по склонам сбегающего к озеру узкого распадка лиственницы по-настоящему густы и высоки. Здесь давнее поселение белок. Когда-то зверьков было много, и круглые шары-гнезда темнеют почти на каждом дереве. А на одном их сразу четыре. Часть гайн уже рассыпалась, другие еще крепкие.

Дно распадка заросло буйным ольховником. Лиственницам трудно продираться сквозь него, и их здесь совсем мало. Только рядом с озером красуется островок из десятка деревьев, да чуть в стороне краснеет еще одно — расщепленная молнией толстенная, сучковатая лиственница. На ней метрах в трех от земли гайно. Весной здесь поселилась забредшая на Горелые озера белка. Обычно этот зверек имеет несколько гнезд. Все из-за паразитов. Они необычайно быстро размножаются в мягкой подстилке, и белке время от времени приходится переселяться в новый дом.

Вместе с ней прибыл крупный пышнохвостый самец. Пофыркивая от возбуждения, носились они по деревьям, то взлетая к самым вершинам, то стремительно скатываясь вниз. Иногда начинали прыгать с лиственницы на лиственницу, и тогда казалось, что летят две большие черные птицы.

Потом белка прогнала самца и принялась устраивать гнездо для будущих малышей. Она поправила его сверху, заменила подстилку, затем отыскала на берегу озера брошенную рыбаками фуфайку и выстелила лоток ватой. Часть ваты она растеряла, и сейчас пушистые комочки белеют на зеленых ветках, как снежные хлопья.

Бельчата родились слепые, голые и беспомощные. Лишь через месяц они открыли глаза, а впервые выглянули из гнезда и того позже. Все это время белка почти не покидала их и, конечно же, жила впроголодь. Выскочит, похватает прошлогодней брусники, травы или молодых побегов лиственницы — и снова к детям. При случае ловила жуков, гусениц, кобылок. Дважды ей удавалось найти птичьи гнезда. В первом было пять только что отложенных яичек дрозда, во втором, сбившись в горячий комок, сидели начавшие одеваться в перья малыши пеночки-веснички. Не обращая внимания на отчаянные крики птиц, белка съела и яйца и птенцов…

Через три недели после рождения малышей белка перенесла их в другое жилище, но вскоре возвратила в старую квартиру. То ли слишком уж докучали клещи, то ли напугали появившиеся у озера рыбаки…

Сегодня нашим бельчатам исполнилось ровно два месяца, и они окончательно покинули материнское гнездо. Правда, лазают по деревьям и прыгают с ветки на ветку они не очень уверенно, но в остальном ведут себя как взрослые белки. Забрались в кусты кедрового стланика, погрызли шишек, несколько штук спрятали на «черный день». Отыскали грибную поляну, часть маслят съели, остальное развешали на деревьях.