Павел Мариковский - Черная вдова

Посмотрели вместе с Маркелом на желтопузика, пошли дальше. Случайно оглянулся — вижу: желтопузик поднял насколько мог голову и внимательно провожает взглядом, будто что-то чувствует и понимает.

После долгой зимней спячки отогреваются на солнце змеи, просыпаются разнообразные жучки, из замерзших на зиму куколок вылетают бабочки, из глубоких норок выползают муравьи. Сонные и вялые, они принимают первые солнечные ванны. Все торопятся, спешат, будто жизнь коротка и надо успеть завершить свои дела, предписанные природой. Лишь черепахи медлительны и не спеша, важно ковыляют, степенно переставляя свои полусогнутые ноги.

Какая же суматоха возле кучи навоза, оставленного лошадью! Жуки — «священные» копры, будто обезумев, мечутся, каждый в спешке готовит себе шар из навоза, торопится поскорее с ним уединиться подальше от конкурентов. И какие сварливые! Казалось бы, что стоит каждому заготовить для себя провиант, пока еще цела куча. Так нет! И среди жуков, оказывается, находятся завистники, любители позариться на чужое добро. Они нападают на счастливых обладателей шара. Хозяин и грабитель вступают в ожесточенную драку, раздаются щелчки от ударов о броню сражающихся рыцарей. Иногда оба неприятеля в пылу сражения незаметно для себя подбираются к краю оврага, и тогда шар укатывается вниз, а оставшиеся забияки с еще большим ожесточением тузят друг друга. Сколько этих шаров, порядком высохших и твердых, как камень, валяется на дне оврагов!

Я знаю, взрослые каракурты погибли все до единого еще в конце лета — начале осени, оставив потомство в коконах. Таков порядок их жизни. Но где же коконы? Мы уже немало побродили по холмам пустыни и еще ничего не нашли. Может, в сусличьих норах? Но туда не заберешься.

— Смотрите! — зовет меня издалека Маркел, показывая себе под ноги. — Что за черная кучка копошится?

Он понял, что меня интересует все живое, и в меру своих возможностей старается показать свои находки.

— Молодец, Маркел! Да это не просто кучка. Это как раз то, что нам нужно, — каракуртята! Видишь, собрались вместе!

На сухой былинке, на общей сплетенной паутинке — не менее сотни крошечных черных малюток с ярко-белыми пятнышками на круглом брюшке. Они застыли, не шевелятся: греются на солнце. От их скопления тянется к кусту паутинная дорожка. Там, оказывается, находятся закрытые оплывшей землей и присыпанные мусором пять крупных коконов. Здесь было логовище «черной вдовы». Среди грязи можно разглядеть остатки панцирей трупиков кобылок и разных жуков. Так вот что, оказывается, происходит! Сейчас наступило время, когда паучки выбираются из своих зимних жилищ наверх, на волю, к горячему солнцу.

— Бедные паучки! — замечает Маркел. — Как им теперь придется ночью. В коконе-то теплее.

— А ты посмотри, как они себя ведут. Когда мы их нашли, кучка была плотной, паучки прижимались друг к другу. Сейчас сильнее пригрело, и они стали расползаться в стороны, чтобы не перегреться. А в коконе, наверное, жарко.

По темным скоплениям мы легко находим старые логовища пауков. Они большей частью не видны, закрыты оплывшей от зимних дождей землей. Я радуюсь, что коконов каракуртов сколько угодно и можно, не спуская с них глаз, изучать, что там происходит.

Теперь у нас масса дел, и несколько дней пролетает незаметно. Что же происходит с паучками? Они беспокойно копошатся в коконе. Самые энергичные подбираются к его стенкам, теребя твердую оболочку. Вот появляется маленький просвет, сквозь который уже проникают лучи сияющего весеннего дня. У образовавшегося отверстия царит необыкновенное оживление. Поочередно, сменяя друг друга, паучки, смачивая слюной, мочалят и грызут края образовавшейся дырочки. По-видимому, их слюна, или скорее всего отрыгнутый наружу желудочный сок растворяет прочные нити кокона.

Через крошечную брешь видно, как в темноте кокона поблескивают точечки многочисленных глаз. Отверстие увеличивается. Вот наружу показались передние ноги первого смельчака. За ними высунулась головогрудь. Еще усилие — и пленник на свободе, стремительно бежит вверх, к свету, к солнцу, протягивая на ходу блестящую паутинку. За первым паучком выскакивают другие, спешат по следу-паутинке, проложенному смельчаком. Вскоре невдалеке от кокона на общей паутинке паучки собираются тесной дружной кучкой. В сверкающем солнцем незнакомом мире они как бы боятся расстаться друг с другом, а так как в каждом логовище несколько коконов, то кучки вырастают и становятся большими.

Рано утром паучата жадно пьют мельчайшие капельки росы, оседающей на паутинке. Почти девять месяцев они пробыли в своем шаровидном домике-коконе и, слегка подсохнув, теперь страдают от жажды.

Паучки будто экономят силы и часами неподвижны. Но стоит их потревожить, как они приходят в неописуемое смятение. Одни, выпуская паутинку, поспешно падают вниз, на землю, другие бегут вверх, третьи — в стороны. Невообразимый переполох продолжается долго, прежде чем паучата успокоятся и вновь соберутся вместе. Так, видимо, полагается вести себя при тревоге, и тот, кто быстрее всех, имеет больше шансов спастись от опасности — какой-либо пичужки или ящерицы, вознамерившейся полакомиться обитателями этого «детского садика».

На второй-третий день, после того, как паучки покинули кокон, общая густая паутинка покрывается мельчайшими ярко-белыми точками. Это экскременты паучков. Они освободили кишечник от продуктов обмена, накопленных за долгую жизнь в коконе, и в этом им помогла роса.

Проходят дни. Еще ярче светит солнце. Из земли робко выбираются верхушки побегов трав. Степь кишит полчищами муравьев: большими, маленькими, совсем крошечными, черными, рыжими, желтыми. Они куда-то спешат, что-то тащат, ищут, сталкиваясь, вступают в драку, или, ощупав друг друга, расходятся в стороны каждый по своему пути. Муравьи торопятся не зря: скоро наступит знойное лето, и жизнь многих растений и животных замрет до следующей весны.

Паучки не теряют зря время. Их кучки быстро исчезают, а на их месте остается лишь густо увитый клубок паутинных нитей. Куда же исчезают молодые каракурты? Во что бы то ни стало надо раскрыть эту маленькую тайну. Придется вооружиться терпением и с лупой в руках понаблюдать за ними.

В многочисленном «обществе» паучков царит спокойствие. Одни из них слабо шевелят ногами, другие — совсем неподвижны. Но что это за паучок, суетливо бегающий в сторонке! Иногда он принимает причудливые позы, какие-то странные «па». Вот побежал к высокой былинке, забрался на самый кончик листика, что-то там долго ищет, опустился вниз, вновь поднялся, на самой верхушке листа как-то необычно изогнулся, вытянулся на ногах и приподнял кверху брюшко. В этой позе паучок очень забавен. Теперь с него ни на секунду нельзя спускать глаз, чтобы не потерять из вида. Из конца брюшка паучка появляется тоненькая ниточка паутины. Она удлиняется, пока конец ее не зацепляется за ближайший кустик полыни. Словно почувствовав закрепление нити, паучок быстро проносится по натянутой паутинке к кустику. В это время по его следу-паутинке уже бегут двое других паучков. На конечной веточке самого высокого кустика паучок-первопроходец снова застывает в забавной позе, опять выпускает ниточку. Теперь ей вроде бы не за что зацепиться, и паутинка треплется по ветру. Кустик — самый высокий среди растений. К тому же он на небольшом бугорке. Паучку будто только и надо было убедиться в этом, у него, оказывается, на этот случай существует другой прием: внезапно, съежившись, он бросается вниз, как парашютист с самолета, но не падает. Влекомая воздухом паутинная нить тянет его, и паучок плавно плывет по воздуху. От него к кустику тянется вторая паутинка. Внезапно у самого кустика она отрывается, и подхваченный легким ветерком паучок исчезает в голубизне неба, сверкнув на солнце серебристым отблеском паутинной нити.