Ялмар Тесен - Узы моря. Опасное соседство. Возвращение

Отношения самки с детенышем сохранились до сих пор скорее в силу привычки, а отнюдь не чрезмерной материнской привязанности. Он родился здесь, в этом самом логове, вместе с тремя прочими малышами — всего в помете было две самочки и два самца. В течение трех месяцев детеныши были совершенно беспомощными и лишь сосали материнское молоко, так что мать неутомимо охотилась то в верхнем, то в нижнем конце долины, а порой даже на самой вершине горного хребта, километрах в шестнадцати от логова. Однажды, когда пара черных орлов начала чересчур внимательно рассматривать детенышей сверху, она перетащила их в другое логово, находившееся на соседней горной гряде. Это оказалось нетрудно, однако заняло довольно много времени: нужно было дождаться темноты, чтобы орлы улетели прочь, в свои горы, а потом по одному перетащить детенышей, аккуратно держа их за шкирку, по узкой горловине — запасному выходу из логова наверх — через плоскую долину и темный лес внизу, а потом снова подняться высоко, к другому гнезду, которое она приготовила загодя. Каждый раз, когда она уносила очередного детеныша из своего все уменьшавшегося выводка, оставшиеся малыши продолжали счастливо играть, точно по каким-то неведомым часам определяя время до ее возвращения, когда знакомый силуэт матери внезапно заслонял собой вход в пещеру, принося долгожданный покой. Самка леопарда выбрала для этой «операции» ясную лунную ночь, зная, что враги ее, как правило, не слишком любят охотиться при луне; а уж ей-то хорошо были известны повадки тех, кого следовало считать врагом и ее детям, ведь кое-кто из них принадлежал к тому же племени, что и она сама.

Через две недели, после тщательной разведки, она перенесла свой выводок на прежнее место.

Чтобы малышам хватило молока, она охотилась, не зная жалости, и охота редко оказывалась неудачной. В тот год особенно расплодились дикобразы, и она стала чуть ли не специалистом по охоте на них, умудряясь уловить именно то мгновение, когда дикобраз наконец поворачивается спиной, чтобы послать в морду врагу заряд своих смертельно опасных игл; в этот миг она, извернувшись, и наносила дикобразу сокрушительный удар по голове. Дикобразы, любившие лакомиться нежнейшими корешками и луковицами диких растений, сами служили отличной пищей для маленьких леопардов, которые быстро росли. В последний раз самка убила для своего семейства крупного бушбока, и этой антилопой они питались целую неделю. Наконец, после сотен уроков, когда ее дети охотились на кузнечиков, лягушек, речных крабов, мышей и землероек, а порой — для отработки техники — даже на маленьких антилоп, воспитание молодых леопардов, которому она отдала столько времени, было завершено. Детеныши один за другим вдруг просто обнаруживали, погнавшись за мышью или куропаткой, что мать куда-то исчезла. В конце концов с нею остался лишь этот последний, с поразительным упорством продолжавший ходить за матерью по пятам. При желании она довольно легко могла бы удрать от него, однако прокормить одного детеныша ничего не стоило, а вскоре они уже охотились вместе и почти на равных.

По своему поведению молодой леопард ничуть не отличался от прочих представителей племени, однако кое-что в облике существенно выделяло его среди других леопардов: с головы до кончика хвоста он был черным как смоль. И казалось, что морда у него еще чернее, видимо, потому, что глаза особенно ярко выделялись на этом угольно-черном фоне.

Сейчас, когда закатные лучи просачивались сквозь листву, оставляя среди папоротников лужицы золотистого света, глаза его казались изумрудно-зелеными, но в ночной тьме, особенно при виде костра, они вспыхивали красным, точно угли. Итак, молодой леопард являл собой исключительно яркий образчик меланизма.

Встретившись теперь со своими детенышами, самка уже не признала бы их. Территория, где обитали они с сыном, принадлежала не только ей, однако благодаря сложному и взаимовыгодному расписанию проживавшие здесь леопарды, среди которых было и два совершенно взрослых самца, редко позволяли себе враждовать друг с другом, по крайней мере из-за охоты. Запах другого леопарда всегда позволял определить, когда именно и в каком направлении он прошел, и, подобно маякам в этом океане зеленых теней, сложная система своих и чужих запахов вспыхивала то красным, то зеленым огнем старинного языка предостережений.

Пока пищи было в достатке, охотничьи территории редко перекрывали одна другую; когда добычи стало меньше, пятнистые охотники стали совершать «радиальные» вылазки в разные концы своего района, и тонкую сложную систему взаимных ограничений и прав пришлось снова регулировать.

Успешно вырастить четверых детенышей сразу — случай редкий, большая удача; им очень повезло, ибо тот год оказался исключительно изобильным. В тяжелые времена удачей было бы сохранить и одного малыша. Однако даже этот единичный случай, когда в лесах у подножия гор одновременно подросли четыре молодых леопарда, неизбежно должен был нарушить здешнее равновесие, и если бы молодые самки впоследствии не ушли далеко от этих мест, в горы и даже дальше, их собственное потомство имело бы крайне мало шансов выжить.

Уже и сейчас чувствовалось, что дичи становится все меньше и меньше. Дикие свиньи давно уже исчезли из горных долин, расположенных между мысами-близнецами, и перебрались в более густые лесные массивы; бушбоки тоже стали чересчур осторожными, а мартышки и бабуины, казалось, пребывали в состоянии вечной сварливой ссоры.

Бурно увеличившееся людское население данного региона начало выходить за пределы, строго установленные нормами цивилизации, как то случалось уже множество раз во множестве других мест земного шара, и, как и всегда прежде, натиск цивилизации оказался не только решительным и безжалостным, но и еще более сократил старинные территории проживания диких животных.

Когда самка леопарда снова почувствовала тягу к самцу, ее отношение к сыну быстро переменилось. Она давно уже порыкивала на него и сердито замахивалась лапой, однако же лишь в тот полдень, когда огромный чужой леопард свирепо глянул на него и припал к земле на дальнем конце лесной прогалины, черный детеныш познал настоящий страх. Мать стояла в стороне, а взрослый самец пошел прямо на него с угрожающим раскатистым рыком, и черный бросился бежать.

Через некоторое время он, правда, снова отыскал мать в логове среди скал; она приветливо лизнула сына, и жизнь молодого леопарда вошла в привычную колею.

Никогда прежде самка леопарда не убивала овец. Она много раз оказывалась с ними рядом, и эти животные, пасшиеся на лугу у самой лесной опушки и не имевшие ни рогов, чтобы защитить себя, ни умения быстро бегать, при желании легко могли бы стать ее добычей. Но было в их запахе нечто, мешавшее ей на них охотиться, если хватало другой пищи. Молодой леопард убил первую из тех пяти овец, еще учась охотиться, а когда он оттащил тушку в заросли колючего кустарника, мать присоединилась к нему, и они за один присест съели почти целую овцу, не тронув лишь голову, копыта и шкуру. Мясо было вкусным, но вот шерсть, которую они сперва пытались как-то убрать с овечьего брюха с помощью языков, оказалась очень противной.