Джеральд Даррелл - Филе из палтуса (с иллюстрациями)

И он вручил мне плоский серебряный портсигар. Я с удивлением прочел выгравированную надпись: «С любовью от Марджери».

– О, не обращай внимания, – сказал полковник. – Надпись можно удалить… Подарок одной женщины… которую я когда-то знал. Думал, тебе понравится. Памятный сувенир… гм…

– Большое, большое спасибо, сэр, – произнес я.

– Не за что, не за что. – Он высморкался, протер монокль и подал мне руку. – Что ж, удачи тебе, дружище. Надеюсь, мы еще как-нибудь увидимся.

Мне не пришлось его больше увидеть. Он умер спустя несколько месяцев.

Городок Мамфе не может похвастать здоровым климатом. Он расположен на высоком мысу над излучиной широкой бурой реки, среди густого влажного леса, большую часть года воздух здесь знойный и душный, как в турецкой бане, и только дождливый сезон вносит какое-то разнообразие, усиливая и зной и духоту.

В те времена население городка составляли пять белых мужчин, одна белая женщина и около десяти тысяч горластых африканцев. В состоянии легкого помешательства я решил, что Мамфе – идеальное место для моей звероловной базы, и разбил на берегу кишащего бегемотами бурого потока шатер, набитый всевозможными дикими животными. Естественно, по ходу работы я близко познакомился с белыми жителями и изрядным числом африканцев. Африканцы работали у меня охотниками, проводниками и носильщиками, потому что, вступая в лес, вы переносились назад во времена Стенли и Ливингстона и все ваше имущество перемещалось на головах дюжих чернокожих мужчин.

Лов зверей – дело трудоемкое, не оставляющее много времени для благодеяний, тем удивительнее, что именно здесь мне представился случай помочь учреждению, именуемому о ту пору Министерством по делам колоний.

В то утро я был занят кормлением бельчат, которые явно ничего не соображали и, похоже, вовсе не желали жить. Тогда еще не были изобретены бутылочки с маленькой соской, рассчитанной на ротики бельчат, а потому надлежало обмотать спичку ваткой, обмакнуть ее в жидкость и сунуть в рот сосунку. Процедура долгая и требующая изрядной выдержки, так как надо было следить, чтобы ватка не слишком намокала, иначе бельчонок мог подавиться молоком, и засовывать ее сбоку, чтобы не застряла на зубах и не была тотчас проглочена, следствием чего была бы смерть от несварения желудка.

Часы показывали десять, и уже царила такая жара, что приходилось поминутно вытирать полотенцем влажные руки, чтобы малютки не простудились. Настроение было соответственное, а тут еще, пока я маялся с упирающимися подопечными, внезапно у самого моего локтя материализовался мой бой Пайес, чье бесшумное появление всегда действовало мне на нервы.

– Будьте добры, сэр, – сказал он.

– Ну, что тебе? – рявкнул я, манипулируя ваткой с молоком.

– НОА прийти, сэр, – доложил он.

– Начальник окружной администрации? – удивился я. – Какого черта ему надо?

– Не говорить, сэр, – бесстрастно ответил Пайес. – Я пойти открыть пиво?

– Что ж, открывай, – сказал я, и поскольку НОА Мартин Баглер в эту минуту показался на гребне холма над моим лагерем, я посадил бельчат обратно в их коробку, выстланную банановыми листьями, и вышел из шатра, чтобы встретить его.

Мартин был долговязый молодой мужчина с круглыми черными глазами, косматой черной шевелюрой, курносым носом и широкой обаятельной улыбкой. Привычка лихо жестикулировать длинными руками при разговоре была источником вечных неприятностей для него и для окружающих. Однако это не мешало ему быть весьма достойным начальником администрации, потому что он горячо любил свою работу и, что еще важнее, не менее горячо любил африканцев, и те отвечали на это добром.

Теперь– то стало модным поносить колониализм, начальников администрации и их помощников изображать воплощениями зла и порока. Конечно, встречались среди них и дурные представители рода человеческого, однако преобладали замечательные люди, выполнявшие чрезвычайно трудную работу в тяжелейших условиях. Представьте себе, что вас в возрасте двадцати восьми лет назначают управлять округом величиной с Уэльс, населенном полчищами африканцев, придав вам только одного помощника. Вы обязаны заботиться о своих подопечных, быть для них отцом и матерью и стоять на страже закона. Причем во многих случаях, поскольку закон – английский, он такой мудреный, что суть его недоступна уму простодушных аборигенов.

Во время моих вылазок в леса я не раз проходил мимо крытого железом просторного здания из кирпича-сырца, где Мартин, обливаясь потом, пытался рассудить очередной спор, причем дело осложнялось еще тем, что в деревнях, разделенных всего несколькими километрами, подчас говорили на разных наречиях. А потому, если возникал конфликт между двумя деревнями, требовалось по переводчику от каждой из них, плюс еще третий толмач, знающий оба наречия, чтобы переводить слова Мартина. Как и во всех судах на свете, было совершенно очевидно, что стороны беззастенчиво лгут, и меня восхищали терпение и невозмутимость Мартина. Предметы разбирательства могли быть самые разные – от подозрения в людоедстве до умыкания невест и споров из-за каждого дюйма земли под ямсом и кокосовыми пальмами.

За все мои поездки в Западную Африку мне только раз встретился антипатичный администратор. Преобладали, как я уже сказал, чудесные молодые люди, и было бы неплохо, если бы когда-нибудь нашелся охотник написать о них добрую книгу.

Появление Мартина на холме над моим лагерем изрядно удивило меня, потому что в это время дня ему следовало корпеть в канцелярии над бумагами. Вниз по склону он спустился чуть ли не бегом, размахивая руками, точно ветряная мельница, и крича что-то неразборчивое. Я терпеливо ждал, пока он не нырнул в шатер.

– Понимаешь, – вымолвил Мартин, вскинув руки в трагическом жесте, – мне нужна твоя помощь.

Я пододвинул складной стул и мягко усадил его.

– Перестань вести себя, словно чокнутый богомол, – сказал я, – посиди минутку молча и расслабься.

Он достал из кармана влажный платок и вытер лоб.

– Пайес! – крикнул я.

– Сэр? – отозвался мой бой из кухни.

– Принеси, пожалуйста, пива мне и администратору.

– Есть, сэр.

Пиво было паршивое и отнюдь не холодное, потому что в нашем довольно примитивном базовом лагере единственным способом охлаждать его было держать бутылки в ведрах с вечно теплой водой. Однако в таком климате, где человек непрерывно обливается потом, даже если сидит без движения, потребность в жидкости велика, и днем ничто не могло сравниться с пивом.